- Почти, Даутбек, - одинаково в защите царства нуждаемся. Вот и придумали: Автандил опочивальню царевны начнет охранять, а я на рубеже Имерети стану обнаженным мечом махать - то в сторону Самегрело, то в сторону Гурии, а то и в сторону Абхазети. Кто посмеет подойти?
- Если такое думаешь, Георгий...
- Иначе думать - себя обманывать.
- И еще неизвестно, отец, почему расщедрился царь, не похожа ли его царевна на лягушку?
- Не страдает ли уродством? - добавил Элизбар.
- Э, мальчик, о таком не думай! Раз невеста - царевна, то пусть вместо носа орех торчит - все равно красавица!
- Убереги анчисхатская божья мать! Иначе благоразумие может настигнуть как раз в ту минуту, когда принято терять голову.
- А может, из-за такой красавицы не стоит Автандилу свой меч обнажать?
- Гиви! - взревел было Димитрий.
Но в этот миг под общий хохот, словно желая доказать, что так происходит не только в сказке, на подоконник вспрыгнула лягушка. Зажав ее в кулак, Димитрий наставительно проговорил:
- Твое счастье, что на царевну не похожа, - иначе полтора часа летела б вниз носом, - и, осторожно опустив лягушку через окно на площадку, рявкнул: - В другой раз не прыгай, куда не приглашают, не персидский шах! Аба! Скачи, пока не раздумал!
Но лягушке было не до скачки - с выпученными глазами и приоткрытым ртом она в полуобморочном состоянии едва дотащилась до выбоины в стене и устроилась на длительный отдых.
- Если о лягушке все, вернемся к царю, - усмехнулся Саакадзе. - Лестное предложение примем с взволнованной радостью, но сватовство отложим до победы. За этот срок Автандил увидит царевну и сам решит: приблизиться ему к опочивальне или отодвинуться от нее на агаджа. И еще: стать стражем на рубеже не откажусь, если... если царь Георгий Третий придвинет имеретинский рубеж к Картли.
Утром съезд все еще продолжался. Совещаясь с азнаурами, Саакадзе больше ни словом не обмолвился о церкови, но промолчал и о сватовстве. Уж то хорошо, что не возобновились разногласия в речах о воцарении Александра на картли-кахетинский престол. Ведь тоже Багратиони. А жалеть клятвонарушителя Теймураза не пристало азнаурам.
Потом свойственная Георгию Саакадзе стремительность заставит Левана Дадиани и Гуриели вновь войти в союз грузинских царств.
Азнауры не замедлили шумно одобрить высказанное Асламазом. Еще бы! Войско Самегрело и Гурии пленяло всех!
"Зачем без пользы посвящать ревнителей церкови в неудачу с Леваном?" думал Саакадзе, обходя разговор о союзе царей.
Нервно покручивая ус, Квливидзе посматривал на сдержанного Саакадзе. Чувство неловкости не покидало старого витязя. И он знал много веселого о черных и белых церковниках, но против мнения азнауров он не пойдет. Разве нельзя найти примирительную меру? И Квливидзе, поправив пояс, солидно кашлянул.
- Думаю, многие поймут и окажут поддержку Великому Моурави.
Как раз в это время Саакадзе внимательно рассматривал солнечные блики на своде, они то становились ярче, то тускнели. Не подобны ли этим бликам неустойчивые азнауры? И он твердо ответил на этот мучительный вопрос: "Пусть подобны! Но даже бликам я придам твердость стали, дабы укрепить Союз. На том мое слово!"
Хмурясь, Даутбек сурово заметил, что поддержке нужна, когда в ней нуждаешься, а когда наступает время пиров, то и без побежденных можно обойтись.
Тут совсем некстати Папуна рассмеялся:
- Недавно, азнауры, в придорожном духане "Живая рыба" мне старик сказитель об Амирани рассказывал:
"Много зла принес людям чешуйчатый дракон и еще вдобавок проглотил дымчатую тропу, соединявшую землю с небом. На земле был вечный источник воды, а на небе - огня.
Не стерпел такого злодейства Амирани. Пошел он с нареченными братьями к месту, где раньше начиналась дымчатая тропа, свистнул так, что три дэва сгинули, три дуба треснули, три кабана онемели, и вызвал на бой чешуйчатого. Вышел дракон, бой принял. Три дня бились, три ночи бились - в единоборстве Амирани победил. Повалился трехглавый, а над ним - меч. Тут дракон забыл о зле и стал молить о пощаде, но Амирани помнил о добре и остался глух.
В первый раз занес меч - отрубил одну голову. Во второй - отрубил вторую. В третий - взмолился дракон: "Оставь хоть одну голову!" Отказал Амирани, выше гор меч вскинул. Побелел от страха дракон, взмолился вновь: "О Амирани, пощади! Клянусь, укажу тебе дорогу к красавице Камари. На мытье платья ее уходит семнадцать коков воды, а для просушки его - семь солнечных дней".
Соблазнительна Камари, кто спорит!
Но Амирани непоколебим: выше луны вскинул меч.
"О Амирани, - взревел дракон, - исполни хоть последнюю просьбу - и красавица Камари - твоя!"
"Знаю я драконовы просьбы! - улыбнулся Амирани и защекотал луну мечом. - Все же говори!"
Дракон позеленел от радости и такое попросил: "Из моей головы выйдут три червя, пощади ты их".
Отрубил Амирани последнюю голову дракона, выползли три червя: белый, желтый и синий.