- Остановись, Георгий! Остановись! - Димитрий и Ростом, привстав на стременах, едва поспевают за обезумевшим конем. - Остановись! Почему не разбираешь ни троп, ни дорог?! Ты летишь в пропасть!
Чуть натянув повод, Георгий обернулся и почти весело:
- Видите, "барсы", я все же доскакал до бездны, предсказанной мне сном в канун Триалетской битвы. Неужели это последняя?! Тогда...
- О-о!.. Что? Где? Что случилось? Земля! Земля шатается!
- Господи, прости и помилуй! Сгинь! Сгинь, бесовский соблазн!
- Спасайтесь, люди! Люди, светопреставление!
- Моурави ожил! Моурави!
- Стойте! Куда? Это мираж! Убит Саакадзе! Убит!
- Ожил! Ожил! Кто посмеет убить? Не ты ли, князь?!
Это кричал обезумевший от счастья Закро.
- Лю-ди!.. О-о-ах!.. Меч, меч поднял Моурави!
- Вот как убит! Хо-хо!.. - ликовал ничбисец. - Э-э! Князь Зураб, сосчитай, сколько арагвинцев уже скатилось с коней!
- Эй, раб, башку, дурак, спрячь!
- Держите, держите Квели Церетели, живым на небо хочет взлететь! Хо-хо-хо!.. Своих мсахури захвати! Хо-хо-хо!.. А-а-а...
- Руби, Моурави, руби, дорогой!.. Пусть танцуют!
- ...Да не устанет десница твоя! - гремели ничбисцы.
- Аминь!.. Ха-ха-ха!.. Аминь!
- Да сгинет сатана! Хоругви! Да из...
- Аминь! Аминь!
- О-о!.. Защити, Иисусе!
И вновь закружилось в неистовстве Базалети. Стоны слились в одно сплошное гудение, звенели падающие щиты и о них обломленные копья и клинки.
И снова слышит Георгий предостерегающий голос: "Береги коня! Береги коня!" Грохочут серые громады. Дрожит земля. Летит трехголовый Джамбаз. Сталкиваются в окровавленных волнах мертвые. Хохочет мугал, выпрыгнув из тумана, потрясает дубинкой. Со свистом обрываются шеи, летят головы в клубящуюся бездну...
- Помоги, иверская божия матерь! О-о... О-о... Помоги-и-и!!!
В несмолкаемом грохоте неслись, опрокидываясь в озеро, тревожно заржавшие, перепуганные кони. Ломая ветви, бежали пешие. Лес охал, урчал, шарахались каркающие вороны, звякало брошенное оружие, как символ бессилия мрачных сил века перед его потрясателем!
- Пощады! Пощады! Моурави!.. Пощады, святой Георгий!
- Смилуйся, Моурави!
- Смилуйся над детьми твоими!
Саакадзе ничего не слышал. Он на поле битвы, перед ним враги, поднявшие на него оружие!
И, увлекая за собой свое воинство, он в неистовстве опрокинул правый край царско-княжеских линий. Внезапно прибрежье огласилось воплями ужаса: Саакадзе врезался в центр, где реяло знамя Кахети.
- Моурави! Моурави! Пощады! Пощады! Молим!
- Ведь мы грузины!..
Саакадзе вздрогнул, и тотчас, как догоревшие факелы, потемнели глаза, складка перерезала нахмуренный лоб и до боли стиснутые зубы насилу сдержали стон. И меч его, было вскинутый, не опускался больше на дружинников, не опустошал ряды кахетинцев, словно мгновенно иссякла та титаническая энергия, которая проносила этот меч сквозь десятилетия через пустыни и хребты.
В страхе на Моурави оглядывался Димитрий и, исступленно кроша кахетинцев, рвался к Теймуразу, ибо сколько ни искал - не видел Зураба. Князь Арагви при виде Саакадзе в паническом ужасе кинулся в глубь своих линий, еще не в силах осознать происшедшее.
- Князей не щадить! - неожиданно снова, как гром, ударил голос Моурави, заглушая грохот, стоны и мольбы. Привстав на стременах, он тоже искал Зураба. - Окружить! Взять живым или убить царя-предателя!
- Георгий, дорогой, - стараясь подавить боль, вызванную гибелью Даутбека, выкрикнул Димитрий и описал клинком смертоносный круг, - хорошо придумал! Уничтожишь Теймураза, останешься победителем!
- Над мертвым полем! Зураб будет драться до последнего дружинника. И я тоже решил... до последнего князя! А победителем останется шах Аббас... Слышишь?!
- Окружить царя-предателя! - привстав на стременах, поспешно передал приказ Дато.
Квливидзе сжал коленями бока коня, броском вынесся вперед и с Асламазом и Гуния, во главе тваладских сотен, устремился в тыл врага.
И с новой силой закипела сеча.
- Окружить царя живым! Живым взять!
И сам не свой от неописуемого восторга, взревел Арсен:
- Хватай!.. Держи!.. Плот!.. Пошлину плати!.. Пошлину!
Что-то странное происходило на базалетском берегу: будто начался братоубийственный бой наяву и перешел в страшный сон. Одной мыслью одержимы князья: не допустить пленения царя, это равносильно поражению. И они, не щадя личных дружин, остервенело рубились, стонали, ахали, неслись по полю, утратив ощущение реальности.
Метались священники с хоругвями, кадила судорожно взлетали, выбрасывая густой дым.
- Сатана!.. Сатана!.. Спаси, святая троица!.. Сопрестольная!.. Равнославная!.. Царя! "Богоравного" берегите! В ад! В пекло спасающихся бегством!
- Святая Нина, спаси и помилуй воинство твое!.. О господи!..
- Окружить царя! Смерть предателю! - надрывался Ростом, смахивая с клинка капли крови.
И все "барсы", опасаясь, чтобы Саакадзе не раздумал, кричали на все поле:
- Окружить или убить Теймураза!
Обезумели дружинники, взмахивали шашками, но не рубились, кидали копья, не целясь, пускали стрелы - не видя в кого. "Бежать, исчезнуть!" Кто-то рванулся в сторону, за ним другие.
- Назад, свиные хвосты! Стой! Искрошу! - ревел Цицишвили.