- Э-хе, Димитрий, одну как-нибудь нашел бы, а половину с довеском пришлось бы одолжить у Андукапара. Не смейтесь, правду говорю. Что будешь делать! Даже сновидец Гассан заметил, как крадется князь Арша к короне Симона Второго. Но Гассан на страже, еще раз сон видел: не дотянулся Андукапар - рука отсохла. Этим успокоил Хосро-мирзу, мысленно уже примеряющего царскую папаху.
- Не сомневайся, дорогой Папуна, Хосро будет царем. Будет, если мы...
Тут Гиви перебил Георгия:
- Вчера такое было. Ты, Георгий, наверху шагал, три "барса" в саду метались. Русудан с Хорешани на крыше богатство сундука осматривали - что стоит брать с собой; так и не сказали, куда собираются и что можно бедным раздать. Даже Дареджан отказалась в церковь к вечерне пойти: "Не воскресенье, говорит, Иораму и Бежану обещала судить их рыцарский турнир". Что будешь делать! От скуки рот растянулся! Решил: пойду один. Одежду не переменил - не воскресенье, - может, поэтому народ мало внимания обращал. А только прихожу и удивляюсь: почему в церкови столько молящихся, что темно, хотя свечи как грешники в аду горят. Едва нашел место ногу поставить. Наверно, свадьба. Посмотрю ближе: осчастливила ли невеста родных жениха своей красотой? Пробился вперед, только вместо молодой за аналоем совсем незнакомого священника увидел. Не поверишь - борода паршивая, глаза как у мыши, и пищит, точно ему на хвост наступили!
- Остальное, дорогой Гиви, могу тебе досказать, - прервал Саакадзе "барса". - И сюда, черти, добрались... А народ как?
- Народ! "Мы холопы твои!" (Гиви горделиво щеголял русскими выражениями). Христосуются, шлют хвалу католикосу: "Конец войне! К очагам! К очагам, люди!" Это не жених, это ополченец из Атени кричал.
- Вот, Георгий, ты мечом и умом заставил врагов уйти...
- Убежать, мой Дато! Убежать под зурну царя Симона и под охраной шакала из шакалов, который не остановился даже перед тем, чтобы открыть врагу тайный проход из Картли в Кахети!
Дато покосился на молчавшую Русудан. Чувство неловкости охватило и остальных.
Дверь распахнулась, и в дарбази шумно вошли, сбрасывая башлыки, Матарс и Пануш. Их бросились целовать. Разумеется, они благополучно добрались до Тушети. Анта Девдрис поклялся, как Моурави велел, отсчитать восемь дней и только тогда известить царя Теймураза об отходе войск Иса-хана и Хосро-мирзы из пределов Картли и Кахети, дабы царь Теймураз в своем нетерпении не навязал бы себе неравный бой.
- Не совсем понимаю, почему через восемь дней?
- Знай, мой Даутбек, купцы потому сильны, что раньше подсчитывают, потом точно определяют, что выгодно, что убыточно: приобрести или продать товар. За восемь дней, спеша в Иран, войско шаха отойдет далеко. И если даже, почуяв опасность с севера, Исмаил-хан пошлет вдогон гонца на юг, все равно помощь мирзы и Иса-хана не подоспеет, да и ханы-военачальники не захотят повернуть тысячи, ибо сарбазы уже по тому часу выпотрошат все встреченные по пути деревни. А раз кормить больше нечем, значит, и скакать обратно в Кахети незачем. Исмаил-хан явно в убытке, а Теймураз, кроме горцев, получит две тысячи арагвинцев. Победа, друзья! Царь Теймураз вернет себе царство! Хорошо, если одно! Недаром арагвский шакал остался в Метехи: наверно, с католикосом сговаривается.
- Не по душе мне, Георгий, и внезапный отъезд Липарита в Абхазети и упорное нежелание крупных князей посетить Метехи.
- Прав, мой Дато! Бедного Шадимана ждут тяжелые испытания.
Вдруг Саакадзе подошел к боковому окну, по тени горы определил время и вышел. За ним высыпали в сад все "барсы". Подозвав Арчила, Саакадзе приказал ему спешно седлать коня:
- Поскачешь гонцом к Шадиману, отвезешь мое послание. Не забудь в Тбилиси ставить свечи в церквах. Прислушивайся к разговорам, приглядывайся к друзьям и врагам. Также не забудь посоветовать Вардану отправить через месяц Гургена за товаром в Гурию: точно условься, где должен встретить его Даутбек. У амкаров побывай - шашку себе новую ищи или папаху, что удобнее будет.
- Не беспокойся, батоно, все выведаю! И к тезке Арчилу в Метехи зайти! Поклон от азнаура Папуна...
- Даже близко не подходи! Смотритель конюшен должен остаться в стороне. Он лишь для Папуна родственник, потому вне подозрений, а если на него и косятся, все равно запретить ему принимать Папуна не смеют. Это право лишь Шадимана.
- Все, батоно, как приказал, сделаю!
Саакадзе посмотрел вслед выбежавшему Арчилу и нахмурился. Что-то защемило у него в груди. "Странно, - думал Саакадзе, - почему-то показалось - видимся в последний раз". Он внезапно зашагал к пригорку.
На площадке, нависшей над узкой тропой, Саакадзе остановился, в задумчивости крутя ус. Горный ветерок развевал его волосы, шаловливо скользил вниз, цепляясь за кустарник и вздымая легкую пыль. Уже смутно виднелся силуэт всадника. Повернув коня к курившемуся ущелью, он как-то внезапно исчез, только эхо невнятно донесло стук копыт.
Ломаная линия неба, опираясь на вершины, пламенела вдали.
- Смотри, Георгий, - заметил Дато, - эти кровавые отблески предвещают перемену погоды.