Базалетский бой (Великий Моурави - 5)

Пока гостеприимец встречал съезжающихся владетелей, Арчил устраивал в парадных конюшнях их взмыленных и запыленных скакунов, проветривая седельные чепраки из цветного бархата, расшитые штопольною гладью золотыми нитками; пока чистилось оружие и распаковывались сундуки, вмещавшие груды нарядов и украшений, пока подсчитывали стоимость и звенели монеты персидской чеканки, не переставая играли трубы Картлийского царства, оповещая тбилисцев о начале празднества в честь встречи князей.

К рокоту труб прибавились удары думбеков. Открыли фонтаны, зажгли разноцветный индусский огонь, и груды роз, соперничая по раскраске с весенней радугой, заполнили замок, напоминая о вечном содружестве лепестков и шипов.

Все нежно улыбались и кололи друг друга глазами. Тысячи камней мерцало на рукоятках и ножнах, словно открылись глубины сказочных гор. Пышный цветник из жемчужин и алмазов на браслетах и ожерельях как бы отрицал кровавые ливни, потрясшие Картли.

Два дня лилось вино в серебряные чаши, кубки, турьи роги. Два дня вспененными водопадами низвергались из уст тамады восхваления доблести княжеских знамен, восхищение неописуемой красотой княгинь и княжон.

А на третье утро, потягиваясь на мягких тахтах, князья мучались раскаяньем.

"Ну, Бараташвили захлебывался восторгом от храбрости Микеладзе, - так ведь обязанность тамады говорить всем приятное! - бесился один. - А я почему, как баран, крутил рогами над скатертью? По-моему, выходило, что Цицишвили только и делает, что спасает Картли от всех врагов".

"Наверно, Шадиман подмешал в вино опиум, - изумлялся другой, - иначе не объяснить, почему я вызывал на поединок каждого, кто осмелится не восхищаться доблестью Палавандишвили. А что сделал этот буйволу подобный князь? Хоть раз вызвался помочь царству войском или монетами? И еще скажу... А впрочем, пусть его ведьма защекочет! Но что выдумает Шадиман сегодня? Вовремя вспомнил!"

- Э-э! В какую яму ты, болтун, провалился? - прикрикнул князь на вбежавшего слугу. - Забыл, что сегодня первый день совещания? Куладжу подходящую приготовь!

"Одно утешение, - натягивая сиреневые цаги, думал Джавахишвили, - не я один спустил с цепи язык. Все же зачем я шакала Арагвского называл витязем княжеств? Вот Мирван Мухран-батони подымал чашу только за процветание владетельных фамилий, за прославление знамен, за умножение замков. Кто может быть против? Умный человек только приятное посулит, и все довольны; а глупый, как этот ястребу подобный Фиран Амилахвари, столько накликал - в хурджини не уложишь, а на деле ухватиться не за что".

Шадиман с трудом подавил тяжелое впечатление. Будто не живые князья, а вылепленные из воска. Веселятся, как лунатики, двигаются, как тени. Ни у кого нет желания овладеть вниманием царя, - напротив, его словно не замечают. И золотого нет ничего, все только позолоченное!.. Хорошо, собрал уста-башей: пусть почетные кресла напомнят князьям об их значении в царстве!

А в покоях Гульшари уже снова звучали песни, звенели чонгури. Гульшари таинственно шептала: "Вот кончатся серьезные дела у князей, и пойдет настоящее веселье". И про себя добавляла: "Смотрите, Метехи был и остался жилищем Багратиони! Все в нем - как при прежних царях".

И действительно, будто ничего не изменилось: княжны скользили в лекури, молодые князья приглядывались к стройным талиям; пожилые, бросая кости на доску нард или на восьмиугольные столики костяные пластинки генджефе, обсуждали события в чужих замках; старые, забравшись на тахту, перебирали четки, шипели на всех вместе и на каждого в отдельности. А молодежь? Чуть не обнималась при всем обществе! И не скупились на слова осуждения и старые и пожилые: то ли было в дни их юности?! Глаз не смели поднять!

Нукери и прислужницы носились с подносами, предлагая шербет со льдом и всевозможные сладости.

- Почему на тахту не ставят? - бурчала старая княгиня Гурамишвили, обиженно надувая толстые губы.

- Правда, разве удобно ловить нугу, как шмеля?

- Может, в гареме у Иса-хана такое видела?

- Нет, в Арша от скуки надумала.

- А не в Метехи от скупости?

- Напрасно думаете, всегда щедростью славилась. Вон князя Тариэля райским яблочком угощает.

- А не персиком ада задабривает?

- Правда, без причины голову откидывает.

- Соскучилась, давно меда не пробовала.

- Ха-ха-ха!..

- Хи-хи-хи!..

- Нато всегда развеселит.

Наутро съезд не открылся, но замок был охвачен сборами. В "саду картлийских царевен" устроил Шадиман пир и чидаоба - борьбу. Князья выставляли сильнейших борцов, защищающих честь знамен своих господ. На зеленой лужайке уже красовался огромный ковер, изображавший погоню всадников за оленем. Музыканты подготавливали дудуки и дапи. Возле ковра толпились нукери, оруженосцы, дружинники, слуги. С минуты на минуту ожидался княжеский поезд. Со стороны Коджорских ворот доносились конский топот и прерывистые звуки рожков.