– Я покупаю не для себя, – возразила она, чувствуя, как нагревается монетка под пристальными взглядами гоблинов. – Я заберу ваши фрукты с собой. Это угощение для моей сестры.
Торговцы начали усмехаться и переглядываться, и Лиззи едва удержалась от проклятия. Черта с два она уйдет с их базара без лакомства для Лауры!
– Не пойдет, – снова возразил гоблин. – С собой наш товар не унесешь, другого не угостишь! Яблочки размякнут, ягодки набрякнут! Садись с нами, попотчуем тебя одну!
Гоблины нараспев принялись скандировать: «Садись! Садись!». Кто-то из них дернул Лиззи за платье, и она, вздрогнув от неожиданности, зажала пенни в ладони.
– Раз вам не по нраву моя плата, ничего не поделать, – отрезала она и выдернула из лап гоблина подол платья. Его крошечные кротовьи глаза загорелись алым. – Найду товар по серебру на другом базаре.
– Нет уж-ж! Отведай наш-ше лакомство, – прошипел седовласый гоблин и вцепился в ее руку. От испуга Лиззи разжала кулак, и монета упала в пыль. – Отведай наш-ше лакомство!
Гоблины окружили ее и вцепились в руки и платье Лиззи. Похожий на льва торговец в прыжке содрал с нее накидку и когтями располосовал ей плечо. Она хотела вскрикнуть от ужаса и боли, но по ней, словно по дереву, вскарабкался еще один гоблин и принялся совать в рот сливу. Лиззи плотно сомкнула губы и застыла.
Кожица спелой сливы лопнула. Сок потек у нее по губам и подбородку, и Лиззи едва подавила улыбку. Гоблин, рыча и взвизгивая, принялся размазывать волокнистый фрукт по ее лицу, но ни капли сока не попало в рот. Тогда торговец отбросил сливовую косточку и стал совать ей в рот другие угощения: ежевику, мягкие персики, гранатовые зерна. Лиззи стояла молча и спокойно, словно скала: напрасно гоблины царапали ей руки, срывали с нее одежды, напрасно заискивали и угрожали. Они карабкались по ней вверх, усаживались на плечах и пушистыми хвостами обвивали шею, шипели и плевались на ухо. Девушка запрокинула голову и сжала губы, позволяя торговцам из-под темного холма заливать фруктовым и ягодным соком ее лицо, шею и грудь.
Когда на горизонте наконец прорезалось утро, гоблины со свирепым воем толкнули девушку в дорожную пыль, крутанулись на месте и исчезли. Вместе с ними пропал и их базар.
Упав на локти, Лиззи молча лежала в пыли, шумно дыша и прислушиваясь: не обман ли это? Не притаились ли гоблины за стволом дерева? Наконец девушка поднялась, отерла губы, подобрала монетку, затоптанную отпечатками сотен лап, и торопливо зашагала домой. На ее лице против воли расползлась широкая улыбка.
Лаура, казалось, не шевельнулась с самого ухода сестры. Она лежала, свернувшись калачиком и уткнувшись головой в подушку, недвижимая и безразличная.
– Лаура, милая! Ты не встречаешь меня? – Лиззи присела на кровать и тронула сестру за плечо. Та неохотно повернулась. Взгляд ее лишь пробежался по разодранной в клочья одежде и задержался на испачканном соком лице. – Я принесла тебе подарок!
Младшая сестра с неожиданным проворством села в постели и прерывистым от гнева голосом произнесла:
– Ты ходила к ним? Ты ходила
Лиззи со смехом обхватила сестру за плечи, ничуть не напуганная ее вспышкой злобы. По изможденному лицу Лауры текли слезы, и на Лиззи она глядела почти с животной ненавистью.
– Не гневайся на меня, милая! Поцелуй-ка сестру!
Глаза Лауры вдруг расширились: личико сестры покрывал липкий сладкий сок гоблинских фруктов. Не отдавая себе отчета, младшая сестра притянула к себе Лиззи и принялась осыпать ее грязную щеку жаркими поцелуями.
Сок оказался так же сладок, как и в тот день, когда она впервые посетила базар гоблинов. У Лауры даже челюсти свело от вспышки чудесного вкуса во рту: она застонала, чувствуя, как вновь приливает к рукам и ногам кровь, как проясняется голова. Словно издалека она слышала смех Лиззи.
Другая щека сестры тоже была вымазана соком. Лаура поцеловала и ее, но тут же отдернулась, скривившись. Поцелуй был горьким, словно она лизнула изнутри кусок древесной коры. Вкус не изменился, Лаура знала это наверняка; отчего же он показался ей таким гнилым и отвратительным? Неужели все эти дни ее снедала жажда по эдакой ядовитой горечи?
Не выдержав, Лаура перегнулась через кровать, и ее стошнило. Лиззи ласково поглаживала сестру по спине, пока не прекратились спазмы, сотрясавшие ее маленькое хрупкое тело. Когда Лаура, обессилев, упала обратно на подушки, Лиззи подала ей стакан сладкой ключевой воды. Она жадно осушила его и слабо улыбнулась сестре; теперь ее клонило в сон.
– Прости меня, Лиззи, – виновато прошептала Лаура. Ее светлые ресницы затрепетали. – Пожалуйста, прости меня.
Лиззи погладила сестру по щеке и улеглась рядом. Волосы и ткань подушки липли к ее лицу, а платье и ноги были серыми от придорожной пыли, но Лаура, будто не замечая этого, вцепилась в руку Лиззи и тут же уснула. Сон ее был крепким и мирным.
Осенью могилка Дженни, сухая и серая, наконец зазеленела робкой травой. На ней снова взошел росточек хмеля со сморщенными острыми листочками.