Баженов

Далее Баженов напомнил слушателям об истории Кремля, отдельных монастырских сооружений, о заселении Замоскворечья. Рассказал архитектор и о происхождении названий московских улиц.

— По временам Иоанна Даниловича Москва, яко центр российских земель, стала год от года размножаться. — Продолжал зодчий. — Во время великого князя Иоанна Васильевича она возсияла, ибо он увеличил Кремль и обвел его новыми стенами, гордыми украсив пх башнями. Во время сына его и внука красоту свою и веление умножала, а внук его царь Иоанн Васильевич воздвиг стены и башни Китая. Царь Борис Федорович Годунов, а по нем царь Михаил Федорович, царь Алексей Михайлович, царь Федор Алексеевич еще Москву и распростирали и украшали. А потом и время и радение обитателей привели ее в то состояние, в коем мы ее видим.

Нет, зодчий отнюдь не стремился блеснуть своими знаниями в области истории архитектуры первопрестольной столицы. Был движим лишь одним желанием: показать знатным особам, любящим рассуждать о древняя красотах, показать всем горожанам, кои в суете сует не всегда замечают движение времени, привыкают пользоваться тем, что есть и не очень-то стремятся что-либо изменить, — показать, что архитектурные творения не родились сами по себе. Что сие — труд многих поколений. А если бы люди всегда довольствовались лишь тем, что перешло по наследству, рабски поклонялись тому, что создано до них, то не была бы Москва такой, какая она есть. Важно было упомянуть об этом и в силу других обстоятельств. Баженов успел разглядеть, что Екатерине часто не хватает терпения доводить то или иное начатое дело до конца. Она жаждет громких, но быстрых побед. Строение же, замысленное Баженовым, требовало терпения и многих лет кропотливого труда.

— Египтяне первые привели архитектуру во преизрядный порядок, — говорил Баженов, — но, не довольствуясь только хорошим вкусом и пристойным благолепием первоначальным, едину огромность почитать начали, от него и пирамиды их, возносяся к небу, землю отягощают, гордяся многолетними и многонародными трудами и многочисленною казною. Греки, хотя и все от Египтян и Финикиян ко просвещению своему получили, но, став лучшего и почтеннейшего на свете охотниками и введя сию охоту во весь народ, архитектуру в самое привели изящное состояние.

Василий перевел дыхание, смахнул пот со лба и доверительным тоном, как бы советуясь с коллегами, продолжил:

— Некоторые думают то, что и архитектура, как одежда, входит и выходит из моды, но как логика, физика и математика не подвержены моде, так и архитектура, ибо она подвержена основательным правилам, а не моде. Когда Готы овладели Италией, они, привыкнув к великолепию зданий римских и не проникнув того, в чем точно красота здания состоит, ударились только в сияющие архитектуры виды и, без всякого правила и вкуса умножая украшения, ввели новый род созидания, который по времени получил от искусных исполнителей, хотя и не следующих правилам, огромность и приятство. Такого рода наша Спасская башня, но колико она не прекрасна, однако не прельстит толико зрения, как башня Гавриила Архангела. Грановитая палата хороша, но с Арсеналом сравняться не может. Колокольня Ивановская достойна зрения, но колокольня Девичья монастыря более обольстит очи человека, вкус имущего. Церковь Климента покрыта златом, но церковь Успения на Покровке больше обольстит имущего вкус, одна смесь прямой архитектуры с Готическою, а другая созиждена по единому благоволению строителя.

В «Слове на заложении Кремлевского дворца» Баженов изложил принципиальные взгляды на архитектуру. Они сложились в его сознании за все эти годы в результате долгих и глубоких раздумий. Сравнивая отдельные, наиболее известные строения, он логически доказывал, что их монументальность отнюдь не зависит от грандиозных размеров, а является результатом умелого использования пропорций, гармонии.

Надо сказать, что именно в этом заключается главный секрет всех баженовских построек. Этого принципа он придерживался и при проектировании Кремлевского дворца. Замысленные зодчим здания величественны не столько своими размерами, сколько общим построением и неразрывностью всех архитектурных деталей.

Василий Иванович выдержал небольшую паузу и следующую фразу своего выступления произнес как великую клятву:

— Ум мой, сердце мое и мое знание не пощадят ни моего покоя, ни моего здравия[4].