Базилика

— Волков бояться — в лес не ходить, Диего. Зажигай фонарь и веди.

Папа вопросительно посмотрел на меня.

— Пол?

Он знал, что я не люблю замкнутых пространств.

— Пойду вслед за вами, — пообещал я, стараясь скрыть тревогу.

Расстояние до часовни было небольшим, но меня бросило в дрожь. Сначала мы медленно двигались через расщелину в конце вестибюля, а потом на четвереньках спускались по скользкому каменному туннелю, на дне которого быстро текла вода. Мы миновали ряд ниш, которые, видимо, и были древними гробницами, повернули направо и спустились на другой уровень.

Весь путь я не отрывал взгляда от фигуры папы впереди меня и видел слабый свет от фонаря Диего. Один раз я налетел коленом на большой камень, и он больно придавил мне икру. К тому времени, когда мы добрались до часовни, я был весь в поту и начинал злиться. Папе здесь не место.

Треди был не согласен. Мы стояли в каменной комнате шириной около шести метров, жутковатое освещение просачивалось откуда-то сверху. Там, наверху, видимо, была трещина в скале, потому что воздух был свежий, а в пещеру проникала вода. Она скапливалась на грубом каменном полу и уже заливала кеды, но были и более важные вещи, на которые с самого начала стоило обратить внимание.

В белом туфе высокой стены был вырезан крест, более длинный, чем положено, и немного неровный, но в своем роде не менее трогательный, чем вера художника, вырезавшего крест почти двадцать веков назад. Треди рассматривал комнату с улыбкой и простертыми перед собой руками.

— Благодарю тебя, Господи, за это зрелище и провидение тех, кто умер до нас ради Твоего имени, — сказал папа.

Диего прошлепал туда, где под крестом был вырезан узкий алтарь. Он поставил на него фонарь и шагнул в тень.

— Ваше святейшество, я приготовил вам кое-какие прощальные подарки.

Папа прошел вперед.

— Диего, как это мило, не нужно было… — Треди запнулся и замолчал: он прочитал ярлычок с адресом на полуоткрытой крышке ящика, стоявшего в центре. — Но ведь это адресовано моей семье.

Треди открыл крышку и резко обернулся.

— Что это, Диего? — строго спросил папа, и его лицо вспыхнуло от гнева.

ГЛАВА 27

Диего Альтамирано сделал многозначительную паузу, оставив вопрос без ответа. Папа повторил вопрос, и Диего заговорил сухо и монотонно.

— Это героин, Ваше святейшество; лучший, какой только можно достать за деньги или вымолить. Все готово к отправке. Ватиканская дипломатическая почта. Ночная доставка. Обычно мы посылали это вашему брату Бобби, но нынче он, кажется, серьезно приболел, не так ли?

Мне трудно описать, что я испытывал в тот момент. Но все обрывки мгновенно сложились воедино, как только я увидел героин. Я понял все.

Убийство, «Ключи», убийца с лесов и героин; куда круче, чем просто кокаин. Как только я осознал, что произошло, сначала мне стало стыдно, поскольку я понял, что снова опоздал.

— В свертке, что слева, который скоро станет собственностью вашей семьи, находится потир девятого века. Справа — украшенная драгоценными камнями певчая птичка, дар папе из Оттоманской империи семнадцатого века, — продолжал молодой священник, повышая голос. — Обе эти вещи были тайно «одолжены» от имени папы из хранилищ Ватиканского музея.

— Диего! — гневно крикнул папа. Он с изумлением, часто моргая, смотрел на него, пытаясь осознать происходившее. Настало время положить конец этому фарсу.

— Его зовут не Диего, — тихо сказал я. Папа резко повернулся и уставился на меня. — Это Луис Кабальеро.

Глаза Треди удивленно и широко раскрылись, когда он понял, что к чему.

— Так-так, брат Псих, молодец, — усмехнулся Кабальеро. — Вычислил, значит.

— До некоторой степени.

— Сомневаюсь.

Он медленно сделал два осторожных шага в сторону от меня.

— Знаю, что тебе это нелегко, Псих, но постарайся не делать глупостей. А вы, ваше ничтожество, стойте там, где стоите.

— Это ты убил кардинала Солиза, ведь так? — неожиданно спросил папа. — Убил в его храме.

— Да, имел честь сделать это. Я сломал кардиналу шею. Щелк! Бедный кардинал Солиз. С вашим любимым братом было даже проще: обычный телефонный звонок.

Это говорил отпрыск семьи наркоторговцев, который называл себя Диего и притворялся священником (божьим человеком). Он играл эту роль с маниакальной живостью, как студеная вода, проносившаяся через жуткую пещеру.

— Как просто, оказывается, обмануть церковь и всех ее болванов, — хвастался он. — Притворяться, подхалимничать, постепенно подбираться прямо к сердцу престола. Попасть в Рим уже было счастьем. Но — я не мог в это поверить! — меня пригласили охранять человека, которого я пришел убить. Вы не представляете, какие передо мной открылись перспективы. Какая чудная ирония!

Луис Кабальеро наслаждался, расписывая, какой он молодец. Со смесью холодного рационализма и высокомерия он похвалялся своим обманом и убийством, как вдруг свет начал постепенно гаснуть, а вода — медленно заливать мои ноги.

— Кардинал Солиз рассказывал мне о тебе, — прервал его папа так, словно это была обычная беседа. — Он приютил тебя, обращался с тобой как с сыном, послал в Рим. Но он никогда не говорил мне, что ты — Кабальеро.