Базилика

— Он сам этого не знал и никогда не спрашивал. Но он довольно легко принял большое пожертвование, которое сделали его церкви друзья моей семьи, не так ли?

Только сейчас я увидел в его руках пистолет.

— Дражайший кардинал мечтал, что я стану таким же притворщиком в длинных одеждах, как и он. Как вы. Я прожил у него долгие и бесплодные годы, потому что мне нужно было где-то отсидеться, разработать план. Вы обесчестили мою семью, папа. А ты, Псих, уничтожил ее.

Хорошенького понемножку. К тому моменту я уже понял, какой тщательно разработанный замысел привел нас в эту подземную пещеру. Я сомневался, что мне удастся изменить намерения Кабальеро, но попытаться стоило.

— Уничтожил. Да, я убил их, убил их всех, — сказал я. — Тоже мне «большое дело». Твоя новость устарела, но я был один, это был я, cabron. Он ничего об этом не знал. Отпусти папу.

Я увидел, как в его глазах мелькнула неприкрытая ненависть, но Луис Кабальеро сдержался.

— О нет, Псих. Он мне нужен не меньше, чем ты, даже больше.

Какое-то мгновение он молчал, задумавшись.

— Ты действительно не знаешь, почему? Разве тебе твой драгоценный идол не рассказывал, как наши семьи вместе занимались наркотиками?

Я опешил, признаюсь. Я посмотрел на папу. Его глаза были пустыми и тусклыми.

— Эй, Псих, ты что, действительно последний, кто об этом узнал? Он никогда не упоминал, хотя бы в виде исповеди, сколько груза мы перевезли вместе, что это была целая эстафета: моя семья действовала в Южной Америке, а его — на Карибах? Это были тонны груза, пока не настал день, когда денег уже было недостаточно, и ненасытное честолюбие захлестнуло человека, отчаянно возжелавшего стать папой? Вот когда он предал нас! Кокаиновый кардинал! Во всех смыслах! Плевать я на тебя хотел! Вор! Поп!

— Ты не прав. Отпусти папу.

Не знаю, где в тот момент были мысли Треди, но я ждал удобной возможности. Один раз мне уже не удалось убить Луиса Кабальеро, и нынешнего шанса я не упущу.

— Однако не такой уж бессмысленной была вся эта игра в священника, все эти бессмысленные обеты, а? Нет. Я заставил это работать на себя, — похвалялся Кабальеро. — До чего же легко попались на удочку те идиоты из «Ключей», когда я прибрал к рукам их организацию! Мы заработали миллионы, перевозя героин в партиях книг и журналов «Ключей», мои друзья и я. Еще на несколько миллионов больше заработали, когда использовали счета «Ключей» для отмывания денег. Я богаче, чем был мой отец! Что ты думаешь об этом, папа? Мой отец гордился бы мной.

Я спокойно произнес:

— Последний раз, когда я видел твоего отца, его лицо было багровым, с набухшими венами. Он умер такой же свиньей, какой был.

В голове Луиса Кабальеро били свои «барабаны», но это он услышал, можете не сомневаться. Пуля с грохотом отскочила от камня в нескольких сантиметрах от моей головы и рикошетом пролетела по пещере.

— Я помню, Псих. Умирать буду, вспомню. Моего отца и брата, как они висели на том дереве; и как на их похоронах гробы внезапно исчезли во вспышке света, ярче которой я никогда в жизни не видел. Но я выжил. Я выжил, чтобы отомстить за него, моих братьев, всех Кабальеро, за каждого. Когда я сегодня уеду отсюда, под другим именем, с другим паспортом, начнется моя настоящая жизнь. Я отвез Его святейшество и его друга в знакомое им место, я вернулся и сел на дневной поезд, все знают, что так и должно быть. «Поезжай с Богом, отец Альтамирано». Пройдут дни, прежде чем вас найдут. Когда до них дойдет, что надо искать меня, отец Альтамирано исчезнет, испарится. Священник, которого никогда не было.

Мы были ему нужны, чтобы продемонстрировать, каким умным он был. И надо отдать ему должное: ловко придумано — выждать до последней минуты, прежде чем разыграть пьесу.

— Избавь нас от этой театральщины, Луисито, — прервал его я. — Подумай о бедном брате Психе. Я хочу вернуть свои деньги.

— Что?

Его глаза блестели, как черные бриллианты. Даже в сумраке отверстие в стволе его пистолета казалось тоннелем.

— Когда покупаешь дорогое оружие для уничтожения вредителей, ты рассчитываешь, что оно истребит всех. Но тебе удалось уцелеть, остался только этот милый шрам на щеке, Луисито. Несправедливо. Это от обломка гроба твоего отца? Я очень разочарован. Хотя было весело. Рассказать, как твой братец вопил, корчась на виселице?

— Пол!

Это произнес папа, но я не обратил на него внимания. Я наблюдал, как лицо Кабальеро покраснело, шрам побагровел. Я видел, как его палец напрягся на спусковом крючке, а затем неожиданно расслабился. Я понял: на меня у него другие планы. Может, он и отказался бы от них, но я бесил его, и ему от этого было не легче.

— Стреляй, Луисито. Ты умеешь убивать. Давай-ка посмотрим. Кардинал, отец Видаль, твой дурак-родственник Эрнесто в переулке. Еще Мария. Может, ты и с Карузо расправился?

— Какой ты сегодня умный, Псих! Аплодисменты брату Чокнутому.

Просочился сарказм.