Базовые ценности

Тут опасно быть ригористом и сваливать всю вину за происходящее на кремлевские вершки. Если бы свободолюбивая советская интеллигенция использовала великий шанс конца 1980-х; если бы демократические «корешки» не деградировали на протяжении второй половины 1990-х и начала 2000-х; если бы либералы и правые умели искать и менять лидеров, не презирали бы то самое молчаливое большинство, на равнодушие и жажду обывательского сна которого опирается нынешний режим; если бы профессиональные свободолюбцы не ставили невыполнимые и отторгаемые нацией революционные цели, — не было бы всего, что мы сейчас наблюдаем. Даже те люди, которые руководят страной сейчас (и пользуются более чем реальной поддержкой населения), неизбежно вели бы себя иначе; по-другому думали бы, по-другому действовали и принимали бы в поворотные моменты новейшей истории другие решения. Но если праздник 4 ноября чему и учит на самом деле, так это тому, что победу в тяжких обстоятельствах гарантирует лишь общенациональное единство, одушевление общей волей, готовность забыть о местнических, денежных и иных прочих разделениях перед лицом высших ценностей своей земли. Нельзя отдать жизнь за интересы кланов, если ты в эти кланы не входишь; но можно отдать свою отдельную жизнь за великий общий смысл. А вот со смыслами у нас дела обстоят все хуже.

Нельзя сказать, что никто в правящих элитах этим не озабочен; недаром в феврале 2006-го книжку молодого политолога Алексея Чадаева «Путин: его идеология» представлял в офисе «Единой России» лично Владислав Сурков. И в телевизионном интервью по этому поводу (что само по себе невероятно, — Сурков всегда подчеркнуто избегал публичности) сказал: «Чадаеву удалось сформулировать три базовых принципа путинской политики. Демократия как способ реализации человеческой свободы. Государственный суверенитет как способ обеспечить свободу нации. И качество жизни как житейское измерение все той же свободы». Против свободы возражать трудно: если эта идея станет одной из базовых ценностей новой России, у нас и впрямь есть шанс вписаться в общемировое будущее на самостоятельных правах. Особенно если на принцип политической свободы, как на незыблемый стержень, нанижутся идеи суверенной личности и общероссийской солидарности; появится «ценностей незыблемая скала». Но, во-первых, политическая практика последних лет с идеалом свободы как-то плохо сочетается. Равно как с уважением к личности. Во-вторых, вслушаемся. Демократия — способ. Суверенитет — способ… Технологический подход во всем, даже в определении политических целей. И это не вина Суркова. Он именно политический технолог, причем на сегодняшний день — лучший в стране. Такова его профессия, таков его взгляд на мир. Не его обязанность формулировать цели; его работа — обеспечивать способы их достижения. Если же ясные перспективы не предложены высшей властью, и тактик вынужден сам себе придумывать стратегию, а образованная часть общества лишена возможности вести открытую дискуссию о наших общенациональных ценностях, — тогда беда.

Удивительно ли, что в газовые 2000-е, как в нефтяные 1970-е, развлечение стало единственной общей повесткой дня для нашей разнородной, противоречивой, живущей в разных пространствах и даже эпохах страны? Спросим сами себя: что смотрят наши сограждане? На что есть массовая реакция? На юмористические программы для бедных и программы, пародирующие аналитику, — для богатых. А в каких информационных точках сходится интерес Камчатки и Якутска, Москвы и Перми, Екатеринбурга и Ямала? Только в точке катастрофизма; если начинает заваливаться монетизация — это обсуждает вся страна; но что обсуждает страна, когда все относительно спокойно? Погоду и хохму. А всерьез — только про свое, региональное. Она внутренне расползается, раскалывается, обособляется. Пока есть немереные нефтегазовые деньги, эту пустоту можно заполнять ими. А ну как кончатся? Тогда что? Повторение позднесоветского сценария? Распад на фоне декларируемого единства?

НА РАЗВИЛКЕ МЕЖДУ «КСЕРОКСОМ» И «НОКИЕЙ»

Нам скажут: нет сейчас в обществе запроса на поиск базовых ценностей. Есть — на хлеб и зрелища. Это не до конца верно; потаенный и уже почти болезненный (идеи, загнанные в подсознание, мутятся) запрос на сколько-нибудь ценностную политику есть, иначе грубо и наспех сколоченная «Родина» не получила бы на последних парламентских выборах свои неожиданные проценты. Но ладно, допустим, что и впрямь нет. Следует ли из этого, что формированием запроса не надо заниматься? Ничуть. Большая политика — как большой бизнес; здесь вопрос о будущем подчас важнее вопроса о настоящем.