Бдыщь-мен и Ко

или остановка мгновения?

Или и то и другое одновременно?

Он бродит между мирами

Он бродит между мирами

О чем-то спорит с ментами,

Требует от них доказательств существования Бога,

Цитирует Канта.

И ангелы в черных тогах

Хохочут над жалким комедиантом,

И только кровавая Мери

Роняет над ним слезинку.

Сержант-экзорцист говорит: «Delirium tremens»

И осеняет его дубинкой.

День, когда завяла сирень (стих об Инге Т.)

Инга, ты помнишь день,

Когда завяла сирень?

Когда Кровавая Мери запуталась в сетке вен?

И как мы бредем через площадь Героев ВОВ

В твой дом, а может в любовь,

А может быть, — вон,

Вон из этой жизни, где правит постылый быт,

Пойдем туда, где нас не найдут,

ни родители, ни менты,

Где вечный май, и где не вянут цветы!

Бродский форевер

Здравствуй, мой Бродский!

Давай поебемся по-скотски.

Ты далеко, а я здесь в глуши Камбродской,

Это не ссылка, но все-таки захолустье.

Помню глаза твои полные страсти и грусти.

Ты заходи, и, быть может, печаль отпустит.

Кто я? Да я же твоя Трагедия,

Сестра твоя или Сестра Милосердия,

А может быть просто Ведьма я,

А значит, душа моя продана,

Проклята, Поэзией изуродована.

Я бы к тебе и сама, я не гордая,

Да только не знаю я адреса,

Рай, пустота, — кто признается...

Параллельные линии хоть где-то пересекаются?

Я постелю нам постель, или на пол брось меня,

Я не хочу на бумагу, хочу на простыни,

А, все одно, — в горизонтальной плоскости.

Стань моей осью Иосиф!

Начнись ниже пояса

И завершись где космос!

Мой родной город

Мой родной город,

В котором Ангелы-эмо бродят

Под трамадолом,

А клуб ночной

Зовется Армагеддоном.

Мой родной город,

В котором

Вместо Голгофы террикон

Из пустой породы,

А вместо икон биг-морды,

Мироточащие Луга-новой.

Мой родной город,

В котором

Ловцы человеков — порно-бароны,

Доллар — пропуск во все коридоры,

Где звезды ценят — лишь на погонах,

Быть поэтом здесь хуже, чем вором!

Да будь ты хоть стар, хоть молод,

Хоть суперстар или так,

попрыгунчик с поп-корном,

Ты узнаешь, что значит голод,

Будешь ртом хватать кислород, но

Не сможешь дышать свободно.

Потому что он наступает тебе на горло,

Твой родной город.

Мой родной город

Сидит на игле Газпрома

Пропитанный потом, кровью,

Нефтью и спермой,

Мой родной город,

Забытый богом,

Вскормленный смертью,

Мне снилось, скоро Тебя накроет,

Не так как Содом с Гоморой,

А по-другому,

Атомным грибом, как мухомором

Огромным.

И станешь ты дикою, степь.

Но пока твои небоскребы,

Как души, тянутся к свету.

Мой родной город,

Скажи, почему ты мне дорог?

Просто другого такого нету.

Маме

Наваливается усталость,

Казалось, осталась малость,

Чтоб сердце мучительно сжалось

В железном спазме,

И звонишь маме

И говоришь: «Я ламер,

Лох...

Я не понимаю,

За что мой бог

Не слышит молитв,

Кивает нимбом,

Молчит, глядит —

Мол, иди, но помни,

что пути мои неисповедимы.

А мы внизу, мама, будто мимы.

И где оседают слова, на каком из фильтров —

На жестком диске, на нежной лире,

В бутылке спирта?»

А мама в ответ: «Я же говорила,

Мы будто рыбы,

И то могли бы и се могли бы...,

Но проглатываем наживку

И радуемся, что живы».

Я соглашаюсь, и ко мне возвращается сила.

БдыЩь-мен прими участие в геройских приключениях

Слово о попкорне

Оставив свои поэтические привычки

Красиво слагать, говоря по-птичьи,

Я выбираю косноязычье,

Когда горло будто распахнуто бритвой,

Когда нет ничего, кроме пульса и ритма,

Дыханья и рифмы,

И наступает время

Для настоящей поэмы,

И пусть ее разберут на мемы

Друзья и олигофренды,

Критики пусть перетрут в комментах,

Читатель, насладись красотой момента,

Когда каждое слово, теоретически может стать последним,

Все мы ходим под Богом и брендом,

А я остаюсь поэтом,

Поэтому спешу рассказать о главном,

С прицелом дальним,

Чтобы глаголом, будто напалмом

Сердца обжигать, как в горне,

И чтобы они взрывались, как зерна Попкорна.

Глава 1. Он появляется

С чего начать мне свою историю?

С поисков Супер-героя,

Который летит над городом,

А в перспективе и над страною,

И помогает обиженным,

Как часто их видим мы,

Но почему-то проходим мимо.

Как мне назвать его? БдыЩь-мен!

Немного смешное имя,

Но он же герой луганский,

А не заморский-американский,

Рожденный Каламбией Пикчерс

И пошлым глянцем.

А еще он стреляет пальцем: БдыЩь!

Глава 2. Беспредельщики на вышке

Представьте:

Сидит студентка на задней парте,

И к ней подходит преподаватель.

— Вот билет на балет,

Вот билет на минет,

А этот, так и быть, по высшей математике.

И можно было бы на балет

(там буфет с сосиской),

Но ведь рано или поздно

все заканчивается пипиской,

А если пересдача, то вновь по списку.

Может — это она растяпа.

Учила, учила, учила, — да слабо.

Не может сказать: уберите лапы!

Эх, ей бы сдать эту чертову вышку

И в кино с любимым мальчишкой.

Вдруг распахивается окно

И влетает БдыЩь-мен.

— Вот тебе бес в ребро,

Вот тебе «Лебединое озеро»,

Вот тебе, старый хрыч,

Теория пределов!

И по яйцам ему коленом.

Глава 3. Цитрусовый монстр

Или другая картина:

Стоит бабулька у магазина,

У супермаркета Мандарин,

С банкою из-под Фанты