Беатриса

— Случай действительно ужасный и очень серьезный: но вам известно, что говорит о подобных вещах наш возлюбленный пастырь, святой Франциск Сальский? И, наконец, вспомните, как госпожа Гюйон[60] жаловалась, что в ее супружеском союзе недостает мистического, духовного начала; бедняжка была бы счастлива, если бы какая-нибудь госпожа де Рошфид завладела ее мужем.

— Сабина — сама кротость, поистине супруга-христианка, даже чересчур; но у нее нет ни малейшей склонности к мистицизму.

— Бедная женщина! — лукаво произнес священник. — А что же вы предполагаете сделать, чтобы исцелить ее страдания?

— Я согрешила, дорогой отец, я подумала, что хорошо бы напустить на госпожу де Рошфид какого-нибудь красивого молодчика с крутым нравом, какого-нибудь шалопая, развратника... ну, она и прогнала бы моего зятя.

— Дочь моя, — произнес аббат, медленно поглаживая подбородок, — здесь не церковный суд, и я вам не судья. С точки зрения света, я считаю, что это вполне надежное средство...

— Но очень гадкое, на мой взгляд, — прервала герцогиня.

— Почему же? Без сомнения, христианке более пристало отвратить падшую женщину от греха, нежели толкать ее на этот путь; но когда большая часть сего пути давно пройдена, тут уж человек бессилен, — только сам создатель может вывести грешницу на стезю добродетели: для подобных особ обыкновенного удара небесной молнии недостаточно.

— Отец мой, — продолжала герцогиня, — как мне благодарить вас за вашу терпимость! Но я вот что думаю: зять мой храбр и сверх того бретонец; он вел себя крайне мужественно во время злосчастной затеи герцогини Беррийской. И если какой-нибудь юный повеса решит покорить госпожу де Рошфид, ему придется иметь дело с Каллистом, и тот вызовет его на дуэль...

— Вы высказали, герцогиня, мудрую мысль, и она лишний раз служит доказательством того, что на извилистых путях всегда бывают камни преткновения.

— Так вот, мой дорогой аббат, я нашла средство сделать добро госпоже де Рошфид, помочь ей сойти с той пагубной стези, на которой она стоит, вернуть Каллиста жене и тем, быть может, спасти от ада заблудшую женщину...

— Но тогда к чему спрашивать моего совета? — возразил, улыбаясь, священник.

— Ах, — воскликнула герцогиня, — придется совершать довольно неприглядные действия...

— Надеюсь, вы никого не собираетесь ограбить?

— Напротив, — мне придется израсходовать кучу денег.

— Никого не собираетесь оклеветать, или...

— О нет, нет!

— И не сделаете зла вашему ближнему?

— Вот в этом-то я как раз и не уверена.

— Тогда обсудим ваш новый план, — предложил аббат, любопытство которого задели слова герцогини.

— «Зачем вышибать клин клином?» — подумала я, после того как в жаркой молитве просила пресвятую деву наставить меня. Не лучше ли будет, если сам маркиз де Рошфид прогонит от своей супруги Каллиста, — маркиза надо убедить вернуться к Беатрисе; вместо того чтобы совершить зло ради блага моей дочери, не лучше ли, подумала я, совершить благо ради другого блага, столь же великого...

Аббат вопросительно взглянул на португалку и погрузился в раздумье.

— Право же, эта мысль пришла к вам с таких высот, что...

— Вот почему, — перебила его смиренная и добрая герцогиня, — я возблагодарила святую деву! И я приняла на себя обет — в случае успеха дать какому-нибудь бедному семейству тысячу двести франков, не считая обычной милостыни. Но когда я сообщила свой план господину де Гранлье, он рассмеялся и сказал: «Можно подумать, что у вас на посылках сам дьявол, а в ваши годы это бывает нечасто!»

— Герцог на правах мужа сказал вам то же, что собирался сказать и я, когда вы меня прервали, — ответил аббат и не мог удержаться от улыбки.

— Ах, отец мой, если вы одобряете самую мысль, одобрите ли вы также и образ действия? Ведь речь идет о некоей госпоже Шонтц, — это своего рода Беатриса из квартала Сен-Жорж, — причем с этой госпожой Шонтц придется проделать то же, что и с госпожой де Рошфид, чтобы последняя вернулась к своему супругу.

— Я уверен, что вы не можете совершить дурного поступка, — ответил умный аббат, который не хотел знать подробностей, считая, что достаточно знать и одобрить цель. — Если ваша совесть возропщет, тогда посоветуйтесь со мной, — добавил он. — А что, если этой самой даме с улицы Сен-Жорж не давать повода к новому скандалу, а дать ей лучше мужа?

— Ах, отец мой, вы исправили единственную мою ошибку, единственное черное пятно, которое было в моем плане. Вы достойны быть архиепископом, и я надеюсь еще дожить до того дня, когда я назову вас: «Ваше высокопреосвященство».

— Я нахожу в вашем плане только одно уязвимое место, — продолжал священник.

— Какое же?

— А что, если госпожа де Рошфид вернется к мужу, но не расстанется с бароном?

— Это уж мое дело, — возразила герцогиня. — Когда впервые начинают вести интригу, ее ведут...

— Неискусно, весьма неискусно, — перебил аббат. — Во всем нужна опытность. Постарайтесь завербовать на вашу сторону какого-нибудь сомнительного человека, завзятого интригана и воспользуйтесь его услугами, не выдавая себя.