Беби из Голливуда

- Младший бригадир... Ясно, что не в деньгах счастье, как сказал один бедный мудрец, и с тех пор человечество не устает повторять эту глупость. Я задумчиво перелистываю лежащий передо мной номер "Сине-Альков", журнала, который в кино делает то же самое, что биде в индустрии сантехники. - Я читала, пока ждала вас, - отвечает малышка-бригадирша на мой немой вопрос, - кошмар, о чем они пишут в этом журнале! У Софи Лорен первый зуб мудрости прорезался в пятнадцать месяцев... И она писалась... Я воздерживаюсь от междометий, которые она в принципе вправе ждать от меня. Мое внимание всецело поглощено статьей, посвященной Лавми. На фотографии, помещенной в журнале, он изображен в момент прибытия на съемки фильма "Последнее люмбаго в Париже". Кинозвезда стоит на перроне вокзала Сан-Лазар вместе с женой, секретарем, няней, чемоданами, "Оскаром" в целлофане под мышкой и отпрыском на руках. Можно сказать, только в лучах фотовспышек у красавца Фреда просыпаются отцовские чувства. Он с удовольствием показывает своего засранца народу, будто король, разродившийся наконец наследником престола... Люди! Чем громче их имя, тем выше их гордость за свое потомство. Они воображают, что их дети не только переплюнут их славу, но и покроют ее толстым слоем золота... Утописты! Вы замечали когда-нибудь, чтобы потомки были настоящими продолжателями своих шнурков? Ха, за редким исключением! Сынки знаменитых родителей в основном слабоумные дегенераты. Они прячутся в лучах славы своих отцов и используют визитные карточки могущественных папаш, чтобы открывать нужные двери. Все, на что они способны, это охмурять девиц и делать долги.

Могу поставить брезент купола цирка шапито против фуражки билетера, что после свидания с прессой и взрывов вспышек папаша Лавми быстренько перебросил своего сыночка на руки швейцарки, прежде чем чудесное дитя оросило великолепно сшитый костюм суперкинозвезды.

Я вдруг замечаю, что молчу уже длительное время. Нехорошо давать остынуть сырому материалу. Куй железо, пока горячо! Так, кажется, говорят где-то. Жену младшего бригадира нужно держать на огне, как паяльник.

- Как ваше имя? - спрашиваю я мечтательно.

- Виржиния!

- Прелесть!

- Вы находите? Мой муж говорит, будто кухаркино имя...

- Он ничего не понимает. Такое имя я готов повторять без устали... Я буду вам его шептать на свой манер...

- А как это, на ваш манер?

- Хороший манер. Но не хотелось бы показывать на публике, в зале есть несовершеннолетние, а это категорически запрещено до шестнадцати лет.

Наступает момент использовать секретное оружие. Хорошеньких девушек берут всегда, как обухом по голове.

- Скажите, у вас бывают минуты в жизни, когда ваши близкие начинают вонять вам в нос, Евлалия?

- Виржиния, - поправляет она, не зная, улыбаться или нет.

- Вопрос остается в силе...

- Да, бывают... Мне кажется, от людей устаешь. Они все злые...

Песня известная. Формула, запатентованная еще древними.

- Если хотите, - бросаю я пробный камень, - мы могли бы провести курс лечения одиночеством в гостинице, которую я знаю, в двух шагах отсюда, на улице Корнеля.

- Вы считаете это серьезным предложением?

Я еще никогда и нигде не встречал дам, которые в подобных ситуациях не выдвигали бы таких возражений.

- Нет, - чистосердечно признаюсь я, - совсем несерьезно, но до безумия развлекательно...

- Я порядочная женщина!

- Очень на это надеюсь, иначе я бы подумал, что ваш муж женился на вас после вашего привода в полицию. Ну что, пошли?

Быстренько перехватываю официанта, плачу по счету, и мы выходим. Она складывает свой журнал о пикантных подробностях жизни кинозвезд (взбитые сливки высшего кинообщества вдали от юпитеров) и бредет за мной с видом угоняемой из стойла телки. Полагаю, бретонская кровь в ней сильна своей слабостью, как сказал кто-то другой.

Прекрасная Епифания идет за мной в заведение на тихой улице, знакомое мне давно. Я часто использую это местечко в подобных случаях. Заведение называется "Как у себя дома", и сюда люди приходят делать то, что в принципе они не могли бы делать у себя дома. Три этажа комнат с горячей водой, пружинными диванами и умывальниками...

Красота! Когда взращенная в буржуазных порядках дама переступает порог этого скромного дома, у нее создается впечатление, что она попала на другую планету, куда ее мужу и близким вход строжайше запрещен.

- Как это неразумно! - шепчет, вдруг загрустив, Петронилла.

Она чуть не забыла сделать мне признание. А что ей остается, кроме как утверждать, что с ней такое событие происходит впервые в ее вегетативной жизни? А я чуть было не подумал, что она еще молода для приобретенных привычек.

Когда служанка гостиницы (еще какой гостиницы!) выходит, Аделаида решает подвести итог своим сомнениям.

- Я сошла с ума, - начинает она известную песню, лихорадочно расстегивая пуговицы своего слишком короткого пиджачка очень длинного костюма. - Знаете, я первый раз...