Беби из Голливуда

Молча еду по дороге к дому графа де ля Гнилье. Этот путь у меня уже в зубах навяз. За все время от Парижа мы не обмолвились ни словом, во-первых, потому что поздно и Морфей начинает нам тыкать пальцем в глаз, а во-вторых, потому что я умею отогнать назойливого Морфея и использовать паузу, чтобы как следует обдумать ситуацию.

Пока что я не вижу связи между пропавшей толстухой Таккой и кинематографической знаменитостью Фредом Лавми… Король шаблонных кинострастей и пылких взглядов красавчик Фред кажется мне не совсем чистой личностью, если хотя бы просто судить по его национальности. Так бывает, что в моем легавом котелке происходит химическая реакция и в конце концов что-то кристаллизуется, и это что-то является уверенностью. Мое серое вещество в сговоре с внутренним голосом подсказывают мне, что что-то неладное творится в семье Лавми. Но в настоящий момент я не могу провести прямую линию между этой констатацией и похищенной американкой… Нужно немного остудить бурлящее вещество, чтобы искомое выпало в осадок. Затем можно снять, процедить через мелкое сито и подать в разогретом виде с лимонной долькой.

В который раз я торможу перед ржавой решеткой, вдыхаю аромат осени и любуюсь золотыми листьями в серебристом тумане, выхваченными из темноты фарами моей машины. Затем поворачиваю голову к Эстелле…

Она хлопает глазами, красавица. Ей не терпится поскорее забиться в кровать с теплыми простынями, собственно, мне тоже. Наступают моменты, когда усталость берет за горло и даже самые сильные мужчины, вроде меня, вдруг ощущают мягкую резину в том месте, которым по праву привыкли гордиться.

— Вот вы и приехали, милая моя… Она улыбается.

— Спасибо, вы так милы.

— Я знаю, мне говорили, но все равно благодарю за информацию.

— Обиделись?

— Напротив…

Горчичная горечь поднимается изнутри прямо к носу. Из-за этого, возможно, Наполеон рискнул стать Бонапартом. Она угадывает мои мысли, полные сарказма.

— Я хочу вам сказать… — начинает она.

Я с трудом сдерживаю зевоту. О нет! Только не это! Не хватает только ее разглагольствований в конце сеанса! Болтовня хороша в начале вечера. Она создает атмосферу, но среди ночи дает единственный эффект — будто бормашина, занесенная над вами дантистом.

— Я была бы счастлива еще раз вас увидеть, — говорит продукт самой нейтральной нации.

Как раз то, что сейчас нужно: услышать рассказ о Гельвеции, о городах и фонарях на улице, даже красных фонарях.

Большой привет, а после последнего виража: пристегнуть ремни!"Не поднимайся, дорогой, у меня нет света!" Слишком мало, благодарю, мадам баронесса! Лучше расскажите что-нибудь о женах младших бригадиров. О том, как от них сматываются на работу, даже не сделав магический удар волшебной палочкой, чтобы превратить их из тыквы в карету.

— Я тоже, — бурчу я, мрачный, как съезд судебных исполнителей, — мне бы тоже доставило много радости вновь увидеть вас, Эстелла.

Где-то внутри меня проносится продолжение фразы: «…при условии, что встреча будет происходить в выгребной яме и вы будете в ней по самые уши».

Вы, наверное, подумаете, что у меня наступил период женоненавистничества (подумаете, естественно, если знаете, что это означает), но я отвечу вам, что опыт убивает романтику. Чем дальше продвигаешься в своем существовании, тем больше понимаешь, насколько опасно с самого начала упускать с самками инициативу.

Но тут… тут я вдруг теряю сознание. В некотором роде девица дает мне хлороформ на свой манер, а именно целует меня так, что лишь очень натренированный аквалангист может выдержать такую задержку дыхания.

Не знаю, Фред давал ей платные уроки или кто еще, но могу вас уверить, что она знает научную сторону проблемы. Когда просто смотришь на рот женщины, и в голову не придет, что он способен на подобную работу.

У меня начинают летать искры перед глазами, а мягкая игрушка превращается в твердую.

Нет ничего проще, чем разбудить спящего мужчину. Главное, уметь это делать! Не помню, говорил ли я вам, что спинки передних сидений моей тачки откидываются? Гениальная вещь для прогулок по Булонскому лесу. Вы нажимаете на рычажок, и спинка падает, намекая, что, мол, пора занять горизонтальное положение.

Эстелла не против. Она доказывает мне, что я ей ни в коей мере не антипатичен. В туманной осенней ночи колокольчик на двери графа тихо звонит, раскачиваемый ветром, и мне кажется, что этот звон означает приглашение.

* * *

Минут через пятнадцать Эстелла опускает все то из одежды, что я на ней приподнял, и поднимает все, что я на ней спустил. Потом припечатывает мне последний поцелуи и открывает скрипучую калитку. Я смотрю, как она растворяется в ночном тумане.

Милое приключение. Вот я и успокоился! Она ведь из страны ледников, но абсолютно ничего общего с холодной массой снегов, разве что только чистый взгляд. Что же касается ее физической географии, то холмистость небольшая без сильно пересеченной местности.

Вновь завожу мотор. Включая скорость и отпуская сцепление, я вдруг замечаю, что свет, горевший в доме, когда я заехал за Эстеллой, больше не горит.