Она податливая, позволяет себя целовать, позволяет себя лапать, только стонет жалобно, когда несдержанно рву лямку платья, потому что хочется побольше ее вкуса, ее тела, ее кожи, нажраться, надышаться, натрогаться. Покорно поворачивается так, чтоб мне было легче облизывать ее шею, ее плечи, слабо и тихо стонет, шепчет что-то, а пальцы ее, с острыми ноготками, царапают поощрительно затылок.
Нащупываю рычаг на кресле, перевожу в горизонтальное и чуть ли не ложусь на нее сверху, не тормозя ни на секунду, целуя, целуя, вылизывая, трогая, гладя, сжимая, кайфуя от нежности кожи, от того, что мне можно, наконец-то можно это все!
Лара, даже если и имела что-то против, просто не способна ничего сказать. И не способна сопротивляться. Я не даю ей ни единого шанса.
Ладони уже под подолом, трусики маленькие, блядские тоже, и это бесит! Какого хера нацепила! Какого хера вообще??? Треск – кусок кружева в моей лапе смотрится смешно, а внизу она – гладкая, нежная-нежная! Горячая! Влажная!
Лару дергает, словно током, когда трогаю ее там.
Она словно на мгновение приходит в себя, начинает торопливо и жалобно шептать:
– Лелик… Лелик… Пожалуйста… Пожалуйста…
Что «пожалуйста» она не уточняет: то ли продолжай, то ли тормози.
В любом случае, я тормознуть не способен, не сейчас.
Глажу ее, целую без остановки, трогаю внизу медленно, с нажимом, еще не проникая, но уже настраивая на то, что это прямо скоро произойдет.
Меня словно отрубает от реальности, не соображаю, где мы, кто рядом, да и плевать мне на все. На мир вокруг! Его нет, мира. Есть лишь мы с ней в концентрированном пространстве кайфа.
Вот только мир со мной не согласен.
– Олег… Олег, бля! Олег!
Голос, проникающий снаружи кокона, в котором место только мне и моей беде, мешает, и я, не отрываясь от Лары, раздраженно, по-звериному рычу на мешающий источник голоса.
Обычно этого хватало, чтоб отвалили, но не в этот раз.
– Олег, бля! Олег! Да бля, ну не здесь же!
Что не здесь? Что, блять, не здесь??? Здесь! Сейчас! Прямо сейчас!!!
– Олег!!! Мать твою! Жаров! Олег!
Голос мешает, хочется его унять.
С рычанием отрываюсь от своей добычи, резко разворачиваюсь.
Но тот, кто посмел меня прервать, в курсе моего характера, резво уходит с линии нападения, выставляет перед собой руки.
Фома.
Это он меня прервал, сучара!
– Какого хуя???
Слышу себя со стороны и сам охереваю от звучания. Словно это не я, а какой-то… Пещерный тролль, разбуженный от длительной спячки.
– Олег! Олег, успокойся, я все понимаю, брат… Но не здесь же! Не под камерами! Вас со всех сторон видать! Вези ее к себе и там трахай! Не надо здесь, брат. Меня уволят, нахер!
Я с трудом прихожу в себя. Оглядываюсь. Реально, светло, как днем. И народу полно. Кто-то даже видео снимает!
Моя добыча лежит, чуть сдвинув стройные ножки в этих блядских серебряных сапожках, не пытается привстать даже. И юбка у нее задрана до самого верха… А трусы – у меня в кармане, когда сунул – хер его знает.
Стискиваю зубы, рычу матерно на особо близко подошедших, замечаю в лапах Фомы серебристую сумочку. Наверно, Лары.
– Давай.
Он молча отдает мне сумку, киваю ему и иду к машине. Смотрю на Лару и резко выдыхаю.
Она спит.
Прямо в той позе, в какой я ее оставил, когда выскочил из машины. Сдвинула ножки, безвольно опустила руки, волосы разметала по сиденью. И спит. Тихо и мирно.
Вспоминаю, что надо дышать, аккуратно закрываю дверь, чтоб не разбудить.
– Бля, как ангел спит… – хрипит рядом Фома, и я невольно дергаю верхнюю губу, оскаливаясь. Мне не нравится, что кто-то чужой смотрит на Лару. Она моя.
– Спасибо, Фома, – киваю приятелю и иду к водительскому.
Сажусь, завожу машину и еду.
К себе еду.
Глава 6
– Где мои трусы, Лелик?
Я не обращаю внимания на вопрос, продолжаю методично подтягиваться. Мне еще один подход надо сделать, как раз и нервную трясучку угомоню.
Неосознанно напрягаю сильнее, чем требуется, живот и бицепсы, так, чтоб рельефней смотрелось.
Ощущаю, как взгляд Лары скользит по мокрому от пота телу, прямо физически ощущаю. Ну и стараюсь, ясное дело, чтоб чище все выполнить, чтоб красиво… Эстетично, во!
Пауза затягивается, есть понимание, что Лара увлечена рассматриванием. Ну и хорошо… Очень хорошо.
– Лелик! Ты меня слышишь? Почему я без трусов? Что ты со мной сделал вчера, скотина?
А вот это уже обидно.
Спрыгиваю с турника, вешаю на шею полотенце, медленно вытираюсь…
А потом вскидываю на нее взгляд, получаю уже ставший привычным удар в грудину от того, насколько она красивая. Даже такая вот – помятая, в потерявшем свой блеск и свежесть платье, босая, с размазанной по мордашке косметикой. Красивая до боли. Глаза сверкают, неуступчиво так. И губы красные. И щеки натертые. Накатывают воспоминания, при каких условиях она все это дело натерла, ощущаю, как все внутри напрягается, неосознанно делаю к ней шаг.
И, наверно, на редкость дико смотрюсь, потому что она, вздрогнув, делает шаг назад. И еще один.
Я наступаю, жадно дрожа ноздрями. Хочется ее запах урвать. Побольше. Посильнее. Опять, как вчера. Потому что вчера мало мне было! Мало! Только куснул, не наелся!