Беда преследует меня

— Кто-то имевший отношение к этому спиртному просверлил в дне бутылки дырку и выкачал спиртное. Затем снова заполнил ее смертоносной смесью и залил дырку расплавленным стеклом.

Представитель полиции, молодой и энергичный человек, добавил:

— Я тоже встречался с такими вещами. Можно заменить спиртное, не открывая пробки. Легкий путь наживы, если вам наплевать на людей, которые пьют все подряд.

— Убийство — быстрый способ заработать, — торжественно произнес начальник поезда. — Это — уголовное преступление.

— Что вы имеете в виду? — спросил я.

— Продавец, который сбывает отравленное спиртное, по закону отвечает за последствия. Думаю, в Миссури такие же законы, что и в моем штате. Но будет очень трудно найти винный магазин, где продана эта бутылка.

Моя убежденность в том, что бутылку отравил кто-то в поезде, начинала слабеть и рассеиваться. Я с трудом мог заставить себя размышлять логически.

— Значит ли это, что бутылки не могли быть отравлены в поезде?

— Выходит, что так, — сказал представитель полиции. В поезде нет оборудования, чтобы плавить стекло и просверливать бутылки. В этом виноват проклятый дефицит спиртного. Эти ночные шакалы знают, что ребята станут пить все, что достанут, и пользуются этим. От некачественного спиртного мы получаем больше неприятностей, чем от всего остального, вместе взятого.

— Черт меня подери! — взорвался я. — Но не сам же я залез под поезд.

Майор Райт положил руку мне на плечо. Покровительственный жест был несколько подпорчен тем фактом, что ему пришлось подтягиваться, чтобы достать до плеча.

— Вы же не помните, что делали. Может быть, вам показалось, что это хорошее местечко, чтобы прилечь.

Свет раздражал меня. Глаза воспалились и болели. Горло пересохло, как будто кто-то ободрал его напильником.

— Это уже третья смерть, — воскликнул я. — И всем наплевать на это. Неужели людей не насторожат все эти смерти!

Начальник поезда и представитель полиции не обратили на меня никакого внимания. Они обсуждали, как снять с поезда труп Хэтчера.

— Послушайте, — заявил майор Райт. — Я, конечно, люблю свою работу, но с меня достаточно и одного трупа за вечер. Ради Бога, ложитесь спать. Это — двойной приказ. По медицинской линии и по военной.

— Ладно, — сдался я. — Побеседую с вами завтра.

— Спокойной ночи, приятных снов.

Когда я уходил, то слышал слова доктора, обращенные к начальнику поезда. Он предлагал закрыть веки Хэтчера, потому что роговая оболочка глаз умирала и приобретала коричневый цвет.

Лесенка, чтобы подняться на верхнюю полку, была наготове. Когда я начал туда взбираться на нетвердых ногах, то заметил, что лампочка у Мэри за занавеской нижней полки все еще горела.

— Сэм? — Я увидел белую руку, раздвигавшую тяжелую зеленую занавеску, а потом и ее лицо, вымытое на ночь. С зачесанными наверх волосами, она выглядела простенько и очень молодо, как нимфа, выглядывающая из-за зеленых ветвей.

— Доброй ночи, — произнес я.

— Сэм, что с вашим лицом? Что-нибудь случилось?

— Потише, вы всех разбудите.

— Я не буду говорить тише. Хочу, чтобы вы мне все рассказали. У вас на виске синяк. И вы весь в грязи. Подрались?

— Нет. Все расскажу завтра утром.

— Нет, расскажите сейчас. — Она потянулась и взяла меня за руку. Беспокойство, отразившееся на ее лице, показалось мне настолько лестным, что я чуть не рассмеялся.

— Если вы настаиваете. Подвиньтесь.

Я присел на край ее полки и тихим голосом, который становился все более хриплым, рассказал ей; что произошло.

Несколько раз она повторила:

— Но вас могли убить!

Когда она произнесла это во второй раз, я сказал ей:

— Хэтчера и убили. Господи, я не верю, что это — несчастный случай. Может быть, эта отравленная бутылка предназначалась для меня.

— Но как мог кто-либо знать, что вы будете пить из нее? К тому же вы сказали, что в дне бутылки была просверлена дырка и затем заделана. Этого нельзя было сделать в поезде.

— Не знаю. Но теперь уверен, что больше не притронусь к спиртному, пока не найду концы всей этой истории.

Моему внутреннему взору открылось печальное зрелище, которое некоторое время назад представлялось очень веселым: я и Хэтчер расположились в потертых кожаных креслах курительной комнаты и напиваемся до смерти или почти до смерти. Сильное отвращение заставило меня впервые в жизни мысленно стать на сторону Христианского женского союза умеренности.

Пережитое настолько ярко запечатлелось в моей памяти, что я мысленно видел мельчайшие подробности: коричневую бутылку на полу, тонкие губы Хэтчера — шевелившиеся, когда он писал письмо.

— Интересно, в поезде ли оно еще? — задал я сам себе вопрос.

Видимо, я произнес его вслух, потому что Мэри спросила:

— Что?

— Письмо Хэтчера. Он дописывал письмо, когда я находился рядом с ним, а потом пошел в вагон-ресторан, чтобы опустить его в почтовый ящик. Может быть, письмо все еще там.

— Вы думаете, в нем содержится нечто, имеющее отношение к его смерти?

— Вполне может быть. Я сейчас же пойду в вагон-ресторан.

Я подался вперед, чтобы подняться, но она удержала меня:

— Нет. Схожу я. Вы выглядите ужасно, Сэм.