Беда (СИ)

Ковен собрался в день неурочный — не было никакого большого праздника, ни церковного, ни древнего. Маэстро шабаша за несколько дней разослал известие о сборе всем его участникам — и на островах, и на материке. Лишь завечерело, в буковую рощу на вершине холма, в месте пустынном и диком, стали подтягиваться колдуны с ведьмами. Хотя, правду сказать, сомнительно, что многие из них поистине обладали волшебными силами.

При свете факелов и небольшого костра несколько десятков человек в ожидании маэстро расположилась на поляне у трехсотлетнего, молнией разбитого корявого дерева. Под его корнями беззвучно сочился родник с черной ледяной водой. Люди ковена сидели и стояли молча, многие отвернувшись друг от друга — словно пребывали в одиночестве, погруженные в сумрачные видения. Никаких приветствий и бесед, лишь кое-кто наигрывал на принесенных флейтах и тамбуринах, виолах и волынках. Они должны были зазвучать дикой какофонией в кульминационный момент шабаша, но сейчас музыканты лишь испытывали их.

Две ведьмы, которым, видимо, было скучно просто сидеть, слегка пританцовывали под музыку — спина к спине. Одна была крестьянкой — босой, в шнурованном лифе и юбке чуть ниже колен. Вторая — явно девушка из богатой городской семьи, в пышном многослойном костюме — камиче, гамурре и мантелло, на высоченных чопинах, в которых она переставляла ноги не очень уверенно. Но бесстрастно-равнодушное выражение лиц обеих женщин делало их почти неотличимыми друг от друга.

Судя по виду, здесь вообще были люди всех сословий — от молодых дворян в узких жиппонах и долгоносых пуленах, с драгоценными перстнями на пальцах, до босоногих оборванцев в одних грязных, вонючих рубахах и брэ. Иные были в звериных личинах или еще более жутких белесых вольто. Но многие не считали нужным скрывать лица — все равно тут никто никого не рассматривал.

Маэстро шабаша явился из теней совершенно беззвучно, но сразу привлек всеобщее внимание. Это был массивный мужчина в красной бархатной котте и черном сюрко. С золотой цепи на шее свисало перевернутое распятие. Лицо маэстро скрывала вольто, но некоторые знали, кто он такой — богатый торговец, владелец роскошного дома на Большом канале.

Подождав, пока вызванное его появлением волнение уляжется, маэстро обратился он к пастве.

— Товарищи, — сказал голосом звучным, но несколько монотонным. — Я призвал вас по очень важному поводу. Ныне не станем мы служить мессу, а празднество наше устроим позже. Сейчас же случится великое — нас посетит и говорить будет с нами сам Примас!

По поляне пронесся вздох удивления и восторга. И тут же издали, с той стороны, где мимо рощи проходила дорога, стал приближаться стук копыт. Вскоре послышались еще храп лошадей и скрип колес. Стало ясно, что едет повозка, может быть, даже мало кем еще виденное новое изобретение — карета. Но удивительным было то, что лошади, похоже, не замедлили бег, въехав в рощу.

— Свечи! — крикнул маэстро. — Приветствуйте господина нашего!

Тут и там в руках людей стали зажигаться длинные черные свечи. Они горели потусторонними синими огнями, распространяя серное зловоние. И тут на поляну выехал экипаж. Да, это была карета — запряженное двумя парами вороных монументальное сооружение, словно все выкованное из железа. Странно было, что оно не подпрыгивало и не раскачивалась на ухабах, а огромные кони встали недвижно, как неживые. Кучер, с ног до головы закутанный в черный плащ, тоже выглядел бездушной куклой.

Внимание присутствующих, впрочем, было приковано не к ним, а к черному балдахину, скрывавшему пассажира кареты. Вот занавесь дрогнула, показалась нога в красном сапоге с заостренным носком, и он явился. Рост прибывшего казался гигантским, и его еще больше увеличивала высокая шляпа. Незнакомец тоже кутался в плащ, так что на его лице видна была лишь седая борода да крючковатый нос.

Не говоря ни слова, он быстрым шагом подошел к роднику и встал там, озаряемый светом костра.

— Nema. Olam a son arebil des menoitatnet…* — пав на колени, начал маэстро шабаша.

Коленопреклоненный ковен подхватил:

— …Ni sacudni son ente. Sirtson subirotibed Summittimid…

— Встаньте, товарищи. Я доволен и рад видеть вас, — пронесся по поляне трубный глас, когда кощунственная молитва закончилась.

Голос был сильным и глубоким, но как бы не человеческим, словно вещала сама темная чаща, или древняя вода родника, или беззвездное черное небо.

— Яви нам себя, о, Примас! — попросил вставший с колен, но так и не осмелившийся поднять лицо маэстро.

— Я сделаю это в знак моего к вам благоволения, — вновь раздался колдовской голос. — Ибо вам, моим верным, совершить должно великое дело во славу мою.

В толпе раздались крики радости, равнодушные доселе лица словно загорались изнутри багровым пламенем.

— И потому, — продолжал Примас, — вам дозволено будет лицезреть меня во славе. Так смотрите же!

Его плащ как будто разом исчез, и люди взвыли от ужаса, граничащего с наслаждением.