Соседи смотрели с осуждением. Да, бабуля была странноватой, но кто в таком возрасте без странностей? Зачем уж так-то, насильно? Вроде и не всегда она совсем больная – здоровается, собак любит, ребенка всегда конфеткой угостит. Соседи стояли, смотрели, но не вмешивались. Шептались, конечно, сплетничали, как без этого. Мол, Людмила Никандровна, конечно, врач, но все же знают – сапожник без сапог. Вот и дочка у нее с прибабахом, может, в бабку пошла?
– Все, не могу больше, хватит: – Людмила Никандровна отпустила руку матери. Тетя Галя тоже ослабила хватку.
Мать вырвалась и побежала по улице. Кричала, что пусть дочь подавится домом, пусть все отберет! А Галка-воровка с ней в сговоре, естественно. Милка ей наверняка заплатила. Но не на ту нарвались, она так просто не сдастся. Сыну позвонит, он за ней приедет. И сестру в милицию сдаст и за решетку упечет. За то, что над матерью так издевается. Силой в Москву притащила и измором берет. А все потому, что дом ей приглянулся.
– Чё делать-то? – спросила тетя Галя, глядя, как мать села на скамейку на детской площадке, продолжая кричать, и раскачивалась из стороны в сторону, как неваляшка.
– Не знаю, – ответила Людмила Никандровна. Это было чистой правдой. Такое с ней было всего один раз в жизни. С Настей. Она не знала, что делать с собственной дочерью. А теперь не знала, что делать с матерью. Два профессиональных провала за всю жизнь.
Марьяша подошла к прабабушке, села рядом и просто сидела. Потом взяла чьи-то забытые в песочнице формочки и на лавочке стала делать кулички, украшая их листочками и палочками. Потом начала кормить воображаемыми блюдами прабабушку. Та покорно открывала рот и делала вид, что жует песочный тортик. Марьяша взяла прабабушку за руку и повела домой. Та подчинилась сразу же. Они шли, как ходят прабабушки и правнучки, с той лишь разницей, что внучка вела прабабушку, а не наоборот.
Людмила Никандровна поняла, что сейчас задохнется. Сделала шумный вдох, поперхнулась слюной, закашлялась. Тетя Галя начала бить ее по спине. Людмила Никандровна оглянулась – домработница плакала, не пытаясь вытереть слезы.
– Вот ведь беда, беда, – причитала она тихонько. – Беда, беда.
Они пошли следом, и тетя Галя так и твердила, как метроном: «Беда, беда… беда, беда…» Людмила Никандровна поняла, почему никогда не любила неваляшек. За этот звук, который ложился как раз на короткие слоги. Качок в одну сторону – бедабеда, в другую – бедабеда.
Людмила Никандровна стала подсыпать матери препараты в еду и питье, что считала неправильным – обследования нет, результатов анализов тоже. Даже банальной биохимии крови нет! Давление мать, слава богу, позволяла измерить, но не современным тонометром, который надевается на запястье, а старым способом – обмотать предплечье, накачать грушу и слушать удары в фонендоскоп. Электронный градусник мать тоже отвергла сразу же, как и глюкометр.
– Не доверяю я им, – отвечала она на все уговоры.
Старый тонометр принесла тетя Галя, спасибо ей. Людмила Никандровна подобрала схему лечения.
– Это неправильно, так нельзя делать, – объясняла она тете Гале. – Препараты серьезные, нужен контроль, анализы. Я не знаю, как отреагирует печень, сердце. Я ничего не знаю. У меня нет даже семейного анамнеза!
– Ну пусть срется в кровать, бегает по двору и кричит, что ее убивают. Пусть Марьяшу пугает, – отвечала тетя Галя.
Мать под действием лекарств стала спокойнее, но превратилась в комнатный цветок. Соглашалась есть, пить, ложиться спать, идти в душ, одеваться. Если ей включали телевизор, она его смотрела. Если давали в руку книгу, она ее читала. Она прекратила справлять нужду в кровать. Тетя Галя была только рада.
– Она превращается в растение или в овощ, – делилась с домработницей своими опасениями Людмила Никандровна.
– Ну так, может, ей хорошо? – Тетя Галя не понимала, что беспокоит Людмилу Никандровну. Радоваться вроде должна.
Людмила Никандровна пыталась подобрать адекватную, разумную дозировку, но уменьшение дозы даже на четверть ничем хорошим не заканчивалось. Мать начинала плакать и могла проплакать целый день, не понимая, почему плачет. Или вдруг проявляла активность, решив разобраться в старых альбомах с фотографиями. Иногда ее внезапные приступы энергии и активности выливались на Марьяшу, и прабабушка учила правнучку читать, писать и решать примеры. А Марьяша терпела, хотя все это давно умела делать.
Но активности матери хватало ненадолго. Вещи так и оставались разбросанными по комнате, как и альбомы с перемешанными фотографиями. Марьяша самостоятельно дочитывала положенное или решала до конца примеры, которые задала бабушка. Но только благодаря собственным ответственности и педантизму.
– Нинка, я что-то совсем устала, – призналась подруге Людмила Никандровна, когда заехала к ней в гости – просто посидеть и поговорить. – Ну как тебе удается двигаться?