Бедабеда

– Ну а чего ты ожидала? Не приучена ни о ком заботиться, кроме себя. Сделай уже наконец выбор, что для тебя важнее – семья или работа?

Я хотела напомнить свекрови, что наша семья живет фактически на мою зарплату, а Илья не сможет нас содержать, если я встану к плите, но сдержалась. Баба Нюся меня этому научила – помалкивать.

– Ты должна быть мудрее, если хочешь удержать мужа. Какому мужчине будет приятно, если его станут попрекать копейкой? – Свекровь жаждала скандала, эмоций и лишнего подтверждения тому, что я не пара ее Илюше.

– Я не попрекаю. Всего лишь хочу, чтобы Илья взял на себя часть забот. Если он пока не может зарабатывать, пусть сидит с Настей – готовит, убирает. И даст мне возможность работать.

– Я всегда была против вашего брака, – вдруг резко объявила свекровь, – и этого не скрывала. Ты не веришь в своего мужа, хотя должна, обязана. Он опережает время своим талантом, поэтому и остается невостребованным. Но ты должна в него верить, поддерживать. А ты предлагаешь ему заниматься пеленками! Как же мы справлялись? У нас не было баб Нюсь! Нам и в голову не приходило заставить мужа заниматься бытовухой!

– У вас и мужа не было, – напомнила я свекрови, хотя это было жестоко, что я прекрасно осознавала и хотела обидеть специально. – У отца Ильи была другая семья, из которой он не ушел ради вас.

– Я больше не приеду. – Ирэна Михайловна поджала губы.

– Да пожалуйста, вы тоже не особо помогаете.

Я была не права в тот момент. Не должна была говорить то, что сказала. Но мне вдруг полегчало. Не оттого, что сделала больно свекрови, а оттого, что встала на ноги и наконец смогла оценить «положение в игре» – у меня никого нет. Не от кого ждать помощи. И так было всегда, с самого начала, а всю свою счастливую жизнь я себе придумала. Единственным человеком, на которого я могла рассчитывать и которому могла доверять, как выяснилось, оказалась баба Нюся. И тогда мне вдруг стало наплевать, кто во что верит. Я хотела вернуть нашу нянечку. Насте тоже, как показали эти недели, нужна была баба Нюся, а не папа и не бабушка. Я пыталась соблюдать режим, установленный няней, но у меня плохо получалось. Я вывозила дочь на прогулку, выдерживала сорок минут вместо положенных двух часов и бежала домой, поскольку просто не могла себя заставить бездумно катать коляску. Мне хотелось вырваться из замкнутого круга счастливого материнства. Настя то температурила, то заходилась в плаче. Отказывалась есть. Я сама заболела и ходила вареная, как та морковка, которой безуспешно пыталась накормить дочь. Мне было плохо, кидало то в жар, то в холод, глаза болели, сил никаких не осталось. Я не кашляла, насморка тоже не наблюдалось, но общее состояние пугало даже меня. Как при гриппе, которым я однажды переболела. Меня тогда Димдимыч лично довез до больницы и заставил персонал выделить отдельный бокс. Я думала, не выживу, настолько плохо себя чувствовала.

Сейчас я тоже умирала, но знала, что выживу. Потому что стерильный бокс для меня никто не организует.

– Слышь, мать, ты там чего, кони собралась двигать? – Нинка позвонила, услышала мой голос и через два часа стояла на пороге со здоровенной кастрюлей бульона, своим фирменным пирогом и педиатром, оказавшейся второй женой нашего Митьки – друга и соратника по сборной. Настя температурила из-за прорезавшихся зубов, а я – на нервной почве. Насте был прописан пустырник внутрь и в виде ванн, а мне – баба Нюся.

Врач оказалась права – в нянечке я нуждалась больше, чем в ком бы то ни было. Настя не могла уснуть, и мне приходилось подолгу ее укачивать. Я вспомнила, что Нюся перед сном пела колыбельную, но слов, естественно, не знала. А когда запевала что-то другое, дочь опять плакала. Она отказывалась пить обычную воду, требуя компота, который варила нянечка. Я металась по кухне, которая тоже стала чужой, а я этого раньше не замечала. В шкафах появились крошечные кастрюльки, многочисленные ситечки, терки всех видов. В жестяных банках, которые хранились на всякий случай – из-под чая, конфет, – обнаружились порошки. Я пробовала каждый – сода, горчица, соль, сахарная пудра, марганцовка. Господи, зачем столько марганцовки-то?

– Ты там осторожнее! – хохотала Нинка. – А вдруг баба Нюся еще и мышьяком запаслась!

Я бы не удивилась и мышьяку. В литровой банке, например, обнаружился керосин. Хорошо хоть, я его не глотнула сразу, по запаху узнала. В холодильнике на дальней полке нашла два свертка. Попробовала – сливочное масло, но разное. Одно обычное, другое – желтое, пахнущее. Я рассматривала кастрюли, масло, какие-то тряпки и куски марли разных размеров, предназначенные для чего-то нужного и важного, я не знала для чего именно.

Признаться, я даже не удивилась, когда однажды в шесть утра раздался звонок в дверь. Я поплелась и открыла, не спрашивая «кто там?». Мне было, если честно, все равно. Настя уснула дай бог часа полтора назад. На пороге стояла женщина.

– А где баба Нюся? – спросила она строго и требовательно.

– Хотела бы я знать, – ответила я.

– Вы Мила? – так же строго поинтересовалась женщина. – Мама Насти?

– Да, а вы кто?