Она удивилась – кажется, вполне искренне. Что он имеет в виду? Не развелась ли она с Загорским втайне от него самого? Нет, конечно, да и чего ради? Быть действительной статской советницей – это же прекрасно и очень льстит самолюбию…
Тут Ёсико прервалась и поглядела на него внимательно. А, впрочем, он, кажется, имеет в виду несколько иное?
– Да, я имею в виду иное, – кивнул он. – После нашей последней встречи… Ну, словом, ты меня понимаешь.
Сказав это, он почему-то очень рассердился – в первую очередь, конечно, на себя самого. Положительно, голова у него сегодня не работает совершенно. К счастью, Ёсико не стала морочить эту самую плохо работающую голову.
– Если ты о ребенке, то могу тебя успокоить – ребенка у нас с тобой нет, – проговорил она, без улыбки глядя на него своими синими глазами, которые, как ему показалось, сейчас почему-то явственно потемнели, как это бывает с небом перед сильной грозой. – Да и согласись, было бы странно заводить ребенка, когда до мужа больше двух тысяч километров. Французы не ханжи, конечно, но все-таки в этом есть нечто, порочащее женщину. Другое дело, если бы мы жили вместе, тогда бы, действительно, стоило подумать об этом. Впрочем, и тогда бы ничего не вышло: ты неспособен жить в одном доме с женщиной, а я не стала бы связывать себя заботой о детях. Надеюсь, я ответила на твой вопрос?
– Да, – сказал он хмуро, – ответ был исчерпывающим.
– В таком случае ответь и ты мне, – она сделала паузу, и взгляд ее воткнулся в него, словно нож. – Ты человек уже не юный, и я не единственная женщина, которая у тебя была. Так вот мой вопрос: у действительного статского советника Загорского вообще есть какие-то дети?
Вопрос этот поставил его в тупик. Впрочем, размышлял он недолго.
– Нет, – проговорил решительно, но тут же поправился. – Не знаю… Во всяком случае, мне об этом ничего не известно.
Она все еще смотрела на него, и в глазах ее он явственно читал: «Так почему же ты решил, что у нас с тобой будут какие-то дети? И почему ты решил, что даже если они будут, я тебе о них расскажу?»
В лице ее он сейчас видел упрек себе со стороны всех дочерей Евы, или, по меньшей мере, всех женщин, с которыми когда-либо он делил ложе – пусть даже и совсем мимолетно. Когда-то он искренне полагал, что, если у него и будет ребенок, женщина, у которой он появится, конечно, скажет ему об этом. Став постарше, он понял, что дело обстоит гораздо сложнее, однако привычек своих изменить уже не мог. Да и согласитесь, глупо расспрашивать каждую женщину, с которой расстался, не появился ли у нее от него ребенок. С другой стороны, спросил же он об этом Ёсико. Спросил – и ничего не получил в ответ.
– Ладно, – сказала она неожиданно холодно, – ладно. За каким делом ты явился спустя столько лет? Надеюсь, не за тем, чтобы задать вопрос, который вполне можно было задать и в письме.
Загорский кивнул и перешел на деловой тон. Как ей, конечно, известно, у него есть дом в Финляндии, в Куóккале. Но это не просто дом. Это своего рода хранилище самых разных вещей и документов, которые побывали у него в руках и стали его собственностью. Он уже не так молод, и работа у него по-прежнему беспокойная и опасная. Если вдруг с ним что-то случится, он не хотел бы, чтобы все это попало в чужие руки. Точнее сказать, он хотел бы, чтобы все это унаследовала она, Ёсико.
– Мы с тобой законные супруги, – отвечала она, и Загорский вдруг увидел, что время не пощадило даже ее, внучку горного отшельника, владевшую тайными искусствами японских ниндзя. Морщинки в уголках рта, гусиные лапки у глаз, чуть поблекшие губы – она была уже не той озорной юной девушкой, с которой он познакомился двадцать лет назад в Ига, когда его едва не убил ее дед, могущественный яма́буси Ватана́бэ-сэнсэй. – Мы муж и жена, а это значит, что, если с тобой что-то случится, твое имущество, в том числе и дом в Финляндии, и так достанется мне. Или могут появиться другие претенденты?
– Нет, – покачал головой Нестор Васильевич, – других претендентов не планируется.
Он сказал это, и ему вдруг почему-то сделалось ужасно горько. Ему показалось, что в жизни его больше не случится ничего значительного, да и вообще вся жизнь прожита зря. Но он преодолел минутную слабость и продолжал.
– Дом достанется тебе, как и все остальное. Однако ты должна знать, что в доме есть тайник. И все по-настоящему важные и дорогие вещи спрятаны в этом тайнике.
– Они дороги только тебе, или у них есть какая-то своя цена? – с любопытством спросила она.
– У них есть своя цена, – отвечал Загорский. – Более того, среди них имеются по-настоящему редкие вещи. Стоимость некоторых из них больше, чем жалованье, полученное мною за все годы службы Российской империи. Я мог бы, конечно, отправить тебе письмо с описанием и инструкцией, но, во-первых, письмо могло попасть в чужие руки, а, во-вторых…
Он неожиданно умолк. Она неподвижно глядела на него.
– Что «во-вторых»? – наконец спросила она.
– Во-вторых, я хотел увидеть тебя, – просто сказал он.
Некоторое время они сидели молча и каждый думал о чем-то своем.