Бедная Лиза

– Если бы все же такая статуэтка существовала в действительности, я бы мог пообещать ее владельцу любую сумму. Например, 20 тысяч американских долларов.

На губах отца Маурисио неожиданно заиграла саркастическая усмешка, от которой в благородном и добром его лице возникло что-то мефистофельское.

– Можно пообещать хоть миллион, – заметил он, – однако вы, безусловно, образованный человек и должны понимать, что, если предмета не существует в действительности, он не материализуется из воздуха от одного только вашего желания.

– Как знать, – осклабился сеньор Вальенте, – вы ведь священник и лучше кого бы то ни было понимаете, что время от времени происходят удивительные вещи, полностью противоречащие нашим представлениям о мире.

С этим словами он надел шляпу и вышел из дома вон. Отец Маурисио проводил его хмурым взглядом.

Вечером Долорес и сеньор Алехандро встретились в условленном месте, в небольшой пальмовой роще в полумиле от поселка.

– Бегаем сюда, как любовники, – пожаловалась Долорес. – Если кто-то вдруг увидит нас вместе, это выйдет нехорошо. Нас могут заподозрить.

Аргентинец ухмыльнулся. Именно на этот случай они и встречаются подальше от поселка, там, где их никто не увидит. В крайнем случае, госпожа Долорес может сказать, что он, Алехандро, польстился на ее пышные прелести и пытался ее соблазнить, а она, как честная женщина, отвергла все его притязания. Но, впрочем, это все ерунда. Как ей уже, вероятно, известно, священник отклонил его предложение. Но, судя по его бурной реакции, статуэтка у него действительно есть…

– Конечно, есть, – не выдержала старая экономка, – я же видела ее собственными глазами!

– В таком случае вы, вероятно, знаете, где именно в доме отца Маурисио она хранится? – ласковые глаза сеньора Алехандро сделались острыми, как трезубцы, на которые черти в аду поддевают грешников.

Долорес ужаснул этот взгляд. Неужели он хочет обокрасть отца Маурисио? Нет, Долорес в этом участвовать не будет, это ужасный грех. Одно дело – рассказать, что у священника есть золотая статуэтка и совсем другое – пойти на грабеж.

– Вы честная женщина, и это очень похвально, – улыбнулся Алехандро. – Однако Кармен Лусия говорила мне, что вы тяжело больны, и вам придется взять расчет у отца Маурисио. Очень скоро вы не сможете даже сами себя обиходить, не говоря уже о том, чтобы заработать на жизнь.

Кипящая лава стыда закипела в ее сердце, выплеснулась и окрасила багрянцем щеки. Наблюдавший за Долорес аргентинец чуть прищурился. Судя по всему, деньги Долорес не нужны, и она предпочитает умереть в приюте для бездомных. Впрочем, если ее смущает не совсем законный характер всего предприятия, то, во-первых, она всего лишь расскажет о тайнике, во-вторых, это не будет воровством. Он, Алехандро, выяснил, сколько может стоить такая статуэтка, и он намерен оставить в доме соответствующую сумму – в качестве возмещения убытков отца Маурисио.

– Соответствующую сумму? – переспросила она. – Какую именно сумму?

– Двадцать тысяч долларов, – отвечал тот.

Двадцать тысяч! Перед глазами у нее все поплыло. Двадцать тысяч! Это же целое состояние. Впрочем, что ей до этого, ей надо получить хотя бы свою тысячу, чтобы не бояться голодной смерти.

– Тогда скажите, где находится тайник, – сеньор Алехандро глядел на нее без улыбки.

Она закусила губы. Перед глазами ее возникло большое темное распятие, с которого с укором глядел на нее Христос. Нет, она не совершит такой грех! Никогда, никогда, она ведь добрая христианка! Но тут Христос стал расплываться и растворился в воздухе, а на его месте возникло женское лицо – изможденное, бледное, как мел, заплаканное и искаженное мукой. Это было ее лицо, ее собственное лицо…

– Хорошо, – сказала она, пытаясь прогнать ужасное видение, – хорошо, я скажу. Но сначала вы дадите мне тысячу долларов.

– Ну, видите ли, так дела не делаются, – снисходительно начал он, но она прервала его.

– Тысяча долларов, или ничего, – вид у нее был непреклонный.

– Ладно, – поморщился он, – ладно. Вы получите свою тысячу. Но тогда вам придется кое-что подсыпать в кофе вашему священнику. Не бойтесь, это не яд, а всего лишь снотворное.

Долорес яростно замотала головой. Нет! Ничего и никому подсыпать она не будет. Самое большее, что она может ему обещать, что проведет эту ночь не в доме священника, а у себя, в деревне. Отец Маурисио, таким образом, на ночь останется один.

– Это меня устраивает, – кивнул де ла Сота, немного подумав, – вот ваши деньги.

Он небрежно вытащил из кармана пачку банкнот и передал ее Долорес. Бедная женщина, которая в жизни не видела больше двадцати долларов зараз, пересчитала их дрожащими руками.

– И еще одно, – сказала она, пряча деньги за лиф, – вы должны мне обещать, что не тронете отца Маурисио. А иначе я пойду в полицию и все расскажу.

У аргентинца дрогнул уголок рта. На этот счет она может не беспокоиться, он никогда никого не убивал. Однако, что бы ни случилось, ни в какую полицию она пойти не сможет. Потому что с этой минуты она – полноценная соучастница преступления.

Она замерла.