— Нет, я сдала экзамены, получила стипендию и учусь в католической школе при монастыре Сифилд, — с гордостью ответила Бетти, и Кейт охватил жгучий стыд оттого, что она решила, будто девочка из обычной рабочей семьи способна лишь на то, чтобы посещать занятия в государственной школе. — Я останусь там до тех пор, пока мне не исполнится шестнадцать или восемнадцать, как на том настаивает мама. Но я предпочла бы сбежать оттуда пораньше и уйти в армию.
— В армию берут только после восемнадцати лет, — сообщила ей Кейт.
В ответ Бетти пренебрежительно фыркнула.
— Да к тому времени и война может закончиться! Надеюсь, когда мне исполнится шестнадцать, я смогу притвориться, будто я старше. Кто-нибудь наверняка проделывал нечто подобное и раньше. Вот он, например. — И она кивнула на фотографию Джо на буфете. — Он выглядит никак не старше четырнадцати.
— Да, здесь ему как раз четырнадцать лет. — Глаза Кейт наполнились слезами.
— Так я и думала! — торжествующе воскликнула Бетти. — Я была тут только раз, и мне очень хотелось расспросить Марту о нем, но я ведь с ней едва знакома. Я даже не знаю, как ее фамилия. А бабушка всегда называет ее только по имени.
— Ее фамилия Росси, — сказала Кейт. — Марта Росси. Ее муж был итальянцем.
— А как звали
— Джо. — Откидываясь на спинку кресла, Кейт почувствовала, что вот-вот расплачется. — Хочешь, я расскажу тебе о нем? — В конце концов, это поможет им скоротать время в ожидании Марты.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Картофель! Что бы она без него делала? Сегодня вечером у них к чаю будет картофель с капустой, поджаренный с крошечным кусочком сала. В Лондоне это блюдо называли «жаркое из овощей». Дети его обожали. Да и вообще, из картофеля можно приготовить такую вкуснятину, что пальчики оближешь, если добавить к нему немножко тертого заплесневелого сыра и овощей, которые совсем не обязательно должны быть свежими. И это при том, что ее любимым блюдом было рагу, тушенное в коричневом соусе, — не то пустое рагу, в котором совсем нет мяса, а приготовленное по всем правилам, с бифштексом с кровью. Вот только она не могла припомнить, когда ела его в последний раз.
Марта Росси, невысокая и такая худенькая, что казалась прозрачной, с целеустремленным выражением на некогда миловидном лице торопливо шагала по Скотланд-роуд. Несмотря на то что позади остались восемь изнурительных часов, проведенных за тяжелой работой в цеху компании «Паруса и мешки Акермана», она считала, что день выдался не таким уж плохим — впереди ее ждал вечер дома и вкусная еда.
На улице было не протолкнуться от пешеходов и колясок. По рельсам с сумасшедшим звоном катились трамваи, а по мостовой измученные лошади устало тащили домой повозки, по большей части пустые, явно ожидая ужина с не меньшим нетерпением, нежели она.
Как и у Марты, у всех встреченных ею людей была бодрая походка, и на их лицах то и дело возникало подобие улыбки. И дело было не только в том, что июньский вечер выдался теплым и солнечным, — просто сегодня была пятница, и завтра многим не нужно было идти на службу, а те, кто все-таки работал, могли рассчитывать на короткий рабочий день. А послезавтра наступало воскресенье, день отдыха, хотя Марта и не помнила, когда она в последний раз отдыхала в воскресенье.
Марта приостановилась на секунду, с восхищением разглядывая женщину на противоположной стороне улицы.
Та была одета в чудесное розовое хлопчатобумажное платье с рюшами на рукавах и расклешенной юбкой, а ее соломенная шляпка была подвязана атласной розовой лентой.
Когда-то и у Марты было такое же платье, — по правде говоря, она сшила его сама, — только синего цвета, а жесткую мужскую шляпу, купленную по случаю распродажи на рынке на Грейт-хомер-стрит, она превратила в женский головной убор, украсив бело-синей лентой.
Марта отвернулась и тут заметила свое отражение в витрине соседнего магазинчика.
— Господи, святая Мария и Иосиф! — ахнула она, с ужасом глядя на то, что предстало ее взору. Она накинула черную шаль, без которой никогда никуда не выходила, разве что по воскресеньям или когда на улице было жарко, как в джунглях, поверх своего коричневого бесформенного одеяния, которое задумывалось как платье, но очертаниями больше походило на мешок из-под картофеля. В этом была определенная ирония, поскольку Марта действительно шила мешки. Она сшивала куски пыльной джутовой мешковины, орудуя трехдюймовой иглой с черной витой ниткой, отчего подушечки пальцев у нее все время были в ссадинах. Платили ей за такую работу два шиллинга в день, а по субботам, естественно, вполовину меньше.