Бедная Настя. Книга 6. Час Звезды

— Нет, просто я очень хорошо знаю тебя, Аня. Знаю даже лучше, чем ты разбираешься в самой себе. Однажды, я хотел спасти тебя, потому что предвидел бури и грозы, что вскоре разразятся над твоею головой, но ты отвергла руку помощи и бросилась в омут злоключений, которым все еще несть числа. И которые еще ожидают тебя.

— Мне никогда не искупить этот грех?

— Исправить ошибку, сделанную в тетради, легко. Жизнь трудно переписать набело.

— Но вы же смогли начать все сначала!

— Это тоже одно из твоих заблуждений. Это в вашем представлении мой отказ от светской суеты кажется переменой жизни. На самом деле я всего лишь вернулся туда, откуда вышли мы все. Я позволил Небесной благодати занять в моем сердце и в душе то место, которое от рождения ей было отведено, только я прежде не понимал этого. Но сейчас я обрел равновесие и гармонию, поколебать которые не дано никому и ничему…

Анна хотела сказать что-то в ответ, но вдруг каким-то сторонним взглядом увидела себя и каюту и поняла, что вода в стакане, стоящем в специальном углублении на поверхности столика рядом с кроватью, не колеблется так быстро, как раньше. Мы остановились? — подумала Анна и проснулась.

Первые мгновения она еще всматривалась в подсвеченный падавшим в иллюминатор солнцем полумрак каюты в надежде увидеть своего велеречивого оппонента, но потом стряхнула с себя забытье сна и успокоилась. Это все ей приснилось! Просто она так устала, так изволновалась в ожидании новых, уже утомивших ее приключений, что приняла сон за явь, а собственные фантазии за голос, который вчера сильно растревожил, разбередил ее душу… Анна, наконец, ощутила, что пелена, до того удерживавшая ее глаза во власти сна, слезой сползла по щеке, и сразу стало легче смотреть. И теперь она снова отчетливо видела мир вокруг себя. Она вернулась.

От завтрака, хотя и легкого, она, по примеру преподобного Иоанна, отказалась. Хотя не знала, что больше сыграло роль в этом решении, — выработавшаяся за неделю, проведенную в соответствии с монастырскими устоями, привычка или шутливое замечание улыбчивого Козырева о том, что с лишними граммами надо быть осторожнее — груз, который угрожает шару перевесом, утяжеляющим его подъем и движение, обычно бросают за борт.

А потом она увидела шар. Он высился над палубой и как будто все время норовил улететь, удерживаемый от побега толстыми канатами, намотанными на специальные крепления в борту и палубе судна.

— Прошу, — вежливо сказал Козырев, первым поднимаясь по приставленной к корзине шара деревянной лестнице в форме крылечка и подавая Анне руку. И она, все еще испуганно оглядываясь на Иоанна, ожидавшего своей очереди подняться в гондолу, вдруг выдохнула воздух всей грудью и сделала по ступенькам лестницы первый шаг.

Спокойствие пришло к ней потом, когда шар, отпущенный на свободу, набрал высоту и медленно поплыл по воздуху. Наверху было довольно свежо, и Анна сразу оценила заботу Козырева, выдавшего ей перед полетом меховой жакет, в котором она почти утонула. Сам Козырев был в теплой не по лету куртке, напоминавшей северную парку, и лишь преподобный был одет так же, как и при их первой встрече, словно совсем не чувствовал холода.

Когда Анна впервые рискнула сдвинуться со своего места в гондоле и взглянуть вниз, у нее закружилась голова. Это оказалось похуже морской болезни — под ногами не было ни земли, ни моря. Точнее, они были, но не связанные с нею, не ощущаемые ей. Море изумрудной гладью величественно лежало где-то там, внизу — прозрачное до такой степени, что были видны подплывавшие к мелководью дельфины и скальные рифы, подводными стенами тянувшиеся от берега.

— По-моему, это здесь, — казалось, одними губами сказал Козырев, указывая рукой куда-то слева от себя. Но потом, вглядевшись в удивленное лицо Анны, еще раз прокричал ту же фразу, и тогда она не увидела то, что он говорит, а действительно услышала его. — Здесь, это должно быть здесь! Не пугайтесь, это давление, воздух давит на барабанные перепонки, и, кажется, будто вы оглохли… Посмотрите вниз! Вот та гряда, что поднимается в оконечности конусом.