Бедняга Смоллбон

– Почему вы этого не обнаружили, Фремлингхаус? – взорвался мистер Мэнифолд. Мысль, что не на кого свалить вину, была для него непереносима. Не заглянули в земельные кадастры? Наверняка провели только формальную проверку.

– Конечно, я провел проверку, – буркнул Фремлингхаус, – и обнаружил запись о закладной Абеля Хорнимана на Крокэм Корт. Это нас не касалось. У нас он взял кредит под Стэнкомб Фарм. Конечно, правда, что в действительности это был Крокэм Корт, но мне откуда знать?

Мистер Мэнифолд издал что-то вроде: – Ха! – и принялся терзать чистый лист промокашки.

– Послушайте, – вмешался Боун. – Пожалуй, все не так плохо, как кажется. Полагаю, у вас есть все шансы вернуть деньги.

Зазвонил телефон. Мистер Мэнифолд его игнорировал, пока не лопнуло терпение, но наконец весьма неохотно поднял трубку.

– Что? Кто? Ага, минутку. – Прикрыв трубку, обратился к Генри. – Вас вызывает Скотланд-Ярд, – сообщил он. – Старший инспектор Хейзелридж требует, чтоб вы немедленно прибыли.

– Скажите, я уже иду, – сказал Боун.

Когда они с Джоном уходили, мистер Мэнифолд и Фремлингхаус взирали друг на друга в предчувствии самого худшего.

III

– Простите, что я так срочно вас вызвал, – сказал Хейзелридж, – но дело сильно продвинулось вперед и я хотел бы слышать, что у вас нового.

Боун рассказал.

– Как просто! – воскликнул Хейзелридж. – Десять тысяч фунтов за один-единственный исписанный лист пергамента! Но все великие подлоги всегда выглядели очень просто!

– Сомневаюсь, – заметил Боун, – что кто-либо, кроме столь опытного специалиста по сделкам с недвижимостью, каким был Абель, и ко всему ещё на его месте, сумел бы столь гладко все проделать. Что если бы оценщик был местным жителем и знал ферму? Все тут же лопнуло бы. Наверняка Абель знал, что Фермерская лига пользуется услугами лондонского оценщика. Возможно, Абель был знаком с ним лично. Тогда все было ещё легче.

– Одно я не могу понять, – признался Хейзелридж, – По вашему, основы для подлога Абель заложил уже в 1938 году. Он что, уже тогда знал, что у него грудная жаба?

– Ну нет, – покачал головой Боун. – Зато он знал, что у него кончились деньги. Лучше всего в этом методе была его обратимость. Пока он регулярно платил проценты, ничего не могло случиться. А если вдруг появилась бы возможность выплатить долг, ипотеку можно было ликвидировать. Тогда он получил бы документы назад и мог их даже сжечь. А Фермерская лига, вернув свои деньги, тоже ни о чем бы не спрашивала. Точно как если бы посыльный присвоил бы пакет с деньгами, надеясь, что на следующей неделе выиграет в тотализатор и все вернет.

– Все они одинаковы, – согласился Хейзелридж. – Ну, по крайней мере эта часть происшедшего теперь ясна. Благодаря вашим усилиям, – великодушно добавил он. – Все было так: Смоллбон узнал про Стэнкомб Фарм и что-то – мы никогда уже не узнаем, что, – возбудило у него подозрения, что Стэнкомб Фарм никогда не существовал. Семнадцатого февраля-то есть в пятницу – он съездил туда, чтобы убедиться. Мы не придали значения одной его реплике, которую передала нам хозяйка квартиры: «Если найду то, что ищу, начнутся большие дела.» Этот жалкий человечишка уже нюхом чуял запах грязного белья, может быть воображал себя свидетелем на громком процессе. И он видимо нашел то, что искал – или, точнее, не нашел, что одно и то же. Вечером вернулся домой, а на следующий день.

– Да, – кивнул Боун. – Как же он провел следующие две недели?

– Первую – на распродаже фарфора и керамики в Линн Реджис. Мы только что получили эту информацию. Нет никаких сомнений, опознание несомненное. Он не скрывался, в отеле записался под собственным именем.

– А в перерывах между прицениванием к фальшивым вазам династии Минь и сомнительным кельтским лошадкам думал о том, как из скандала с Хорниманом выжать максимальную пользу.

– Да уж. Полагаю, он тогда написал как минимум два письма, видимо адресовав их Бобу Хорниману. Тогда он мог уже знать, что у Абеля дела плохи. Возможно, не хотел, чтоб того это добило, прежде чем предстанет перед судом. Примерно так он скорее всего рассуждал. В первом письме, видимо, привел факты, которые сумел установить, и спрашивал, что намерена фирма предпринять, и собирается ли она вернуть деньги (сам прекрасно знал, что не сможет). Но если бы и вернула, он считал своей обязанностью поставить в известность полицию – со ссылкой на параграфы о подлоге – и довести дело до суда. Боб обдумал все и написал ему, чтобы пришел в контору в субботу 27 февраля. И что он все разъяснит.

– А сам принялся за дело и опорожнил один из ящиков для бумаг. Между прочим, как провел Смоллбон последнюю неделю? На распродаже антикварного стекла в Хемл Хемпстед?

– Этого мы пока не знаем, – признал Хейзелридж. – Но узнаем, – добавил он со спокойной уверенностью.

– Не сомневаюсь, – уважение Боуна к результатам рутинной полицейской работы все возрастало. – И что было дальше?

– Смоллбон поверил письму и принял приглашение. Думал, что ответ его может удовлетворить. Это письмо мы и нашли. Послано было оно на домашний адрес Боба. Потому и не было зарегистрировано.