Две гравюры с воинскими сюжетами заполняли место между небольшими окнами без штор. В дальнем конце комнаты стоял большой электрический камин (за неимением настоящего). Над ним висел потрет дамы с суровым взглядом. И перед ним же стояло единственное кресло.
Боун, тихонько насвистывая, пересек комнату, исчез в маленьком алькове, служившем спальней, и появился вновь в вельветовых брюках, рубашке цвета хаки и с белым шейным платком. Красотой Боун не отличался и лицо его, бледное и серьезное, напоминало скорее лицо грамотного рабочего, который штудирует Канта и Шопенгауэра, весь день точит детали на станке, а по вечерам оттачивает свой ум на давно забытых диалектах.
— Ну что, мистер Боун, — спросила миссис Маджоли, потомок флорентийцев, владелица «Восхода солнца» и квартирная хозяйка Боуна. — Как вам понравилась на вашей новой работе?
— Спасибо, — ответил Боун, — Все в порядке.
— Ну и тоска там, наверно.
— Ну нет, — возразил Боун. — Как раз сегодня мы нашли в ящике для бумаг одного из душеприказчиков.
— Господи Боже! — поразилась миссис Маджоли, которая явно понятия не имела, кто такой душеприказчик. — Чего только вы, юристы, не придумаете! А как насчет ужина?
Боун взглянул на стол посреди комнаты, который миссис Маджоли застелила чистой скатертью и уставила разнокалиберными тарелками, над которыми многообещающе возвышалась пузатая оплетенная бутыль.
— Ветчина! — удивился Боун. — Где вы её берете? Я полагал, что столько ветчины сразу нет в целом Лондоне. Хлеб, масло, зеленые оливки. Да, требовать к этому ещё чего-то был бы грех. Ну разве что кусочек того карманьольского сыра.
— Я так и думала, что вам его захочется, — обрадовалась миссис Маджоли. — Как раз сегодня утром я достала кусочек. Стоил он безумных денег, я лучше даже не скажу вам, сколько.
— Да, лучше не надо, — согласился Боун.
— Нет, вы меня когда-нибудь разорите, — довольно заключила миссис Маджоли.
— Тогда пойдем ко дну вместе, — успокоил Боун, — утешаясь сознанием безупречной жизни и вооруженные вдохновением вашего кулинарного искусства.
Когда миссис Маджоли убрала остатки ужина, Боун достал с полки книгу и погрузился в чтение. В каком-то плавном ритме проглатывал он строку за строкой, пока часы на этажерке не прозвонили одиннадцать; тут Боун заложил страницу листком, на котором что-то нацарапал, и захлопнул книгу. Встав, подошел к окну. Ему пришлось немного пригнуться, чтобы взглянуть на небо над противоположной крышей.
Небо было ясным, ночь для первой половины апреля теплой.
Боун зашел в спальню за старым непромокаемым плащом, выключил свет и отопление и тихо спустился по лестнице. Через несколько минут уже садился в Холборне в автобус, шедший на восток.
Вышел через шесть остановок за Олдгейт Помп, и оттуда направился к югу, в сторону реки.
Всюду давно уже было закрыто, освещены только редкие закусочные и кофейни, работавшие всю ночь. Боун явно знал, куда направляется. Оставив позади и эти редкие огни, свернул в пустынный переулок. Там начинались цеха и склады, и улочка, которой шел Боун, тянулась вдоль тяжелых ворот, крытых въездов для грузовиков и деревянных заборов.
Через сто ярдов Боун свернул в узкий тупичок, который кончался невзрачным строением из желтого кирпича. Из нескольких окон падал свет. Боун постучал. В дверях заскрипел ключ и он вошел.
Комната, где он очутился, явно была какой-то конторой. В камине горел газ, а у стола сидел маленький лысый старик и попивал какао из большой кружки.
— Привет, Генри, — сказал он. По голосу ясно было, что он и рожден, и крещен был на Темзе. — Я сразу подумал, что это ты. Будешь?
— Нет, спасибо. Так что у нас сегодня?
— Нынче ничего. Мог бы позвонить и не бить ноги зря.
— Ничего, — отмахнулся Генри, — я рад случаю прогуляться. А когда же будет?
— Я так думаю, на следующей неделе. Петерсу кое-что понадобится для его нового заведения.
— Петерсу. Это значит виски, да?
— Вино и прочее спиртное.
— Но только чтобы без шума, — сказал Боун. — Этого мне не надо. Я предпочитаю спокойствие.
— Ну разумеется, — подхватил лысый. — Можешь не беспокоиться. Петерс знает, что делает.
— Ну ладно, — согласился Боун. — Можно попробовать. Позвони мне, когда будет нужно. А как ты вообще поживаешь? Как голуби?
— Ну, голуби… На них теперь не заработаешь. Такое свинство.
Прошло не меньше часа, прежде чем Боун снова шагнул в ночную тьму. Последний автобус уже давно вернулся в парк и улицы были пустынны. Перспектива пешей прогулки Боуна отнюдь не расстроила. Прогулки на природе его утомляли, но Лондон он любил, и больше всего нравился тот ему ночью. Опущенные шторы на витринах, тихие подъезды конторских зданий. Солидные охранники в длинных плащах, порой мелькнувшая кошка на охоте. Конец очередного дня.