Суть в том, что приходится со всем прискорбием признать: длительное демократическое правление приводит к постепенному свертыванию и угасанию религии - ибо религия есть система априорных аксиоматических запретов, мешающих гармонически развитой личности жить настоящим, верить в мечту и ходить за «Клинским». Хроническую окказиональную набожность Соединенных Штатов следует отнести к последствиям долговременной оппозиции с безбожной империей зла в нашем лице. С исчезновением полюса холода и ростом жирового защитного слоя вера в «можно» и «нельзя», «хорошо» и «плохо» размывается даже в США, последнем бастионе благонравия. На верхнем витке преуспеяния человек возвращается к животному миру инстинкта, иногда (в том числе у Аллена) мучая себя классическим вопросом революционных бомбистов-нигилистов: «А что, если Бог - есть?»
Зло с добром в постиндустриальную эпоху мешаются до полного тождества. Сегодня нет нужды быть великим артистом, чтобы играть одновременно богов и монстров. Достаточно обаятельной гагаринской улыбки и ямки на подбородке - той подлой досуговой фотогеничности, обложечного сексапила и сиятельного потребительства, куда без помех закачивается любое содержание. Хоук, Фаррел, Макгрегор, вся эта банда Деймонов, Броснанов, Маклахленов и прочих водителей для Веры в полтора счета переходят с чудных парниш на мега-упырей, ни на йоту не меняясь в лице. На дне великих артистов Де Ниро, Борисова, Николсона, Ульянова, недавно примкнувших к ним Панина и Ди Каприо всегда сидел укрощенный бес, объезженное чудовище, отпускаемое на волю в требующих того ролях. Их твари, их праведники, их змеи и пророки были масштабными личностями, соразмерными идее человекобога и человекобеса. Внутри подающей надежды молодежи из вчерашних бэбистаров нет ничего, кроме солнца, инстинкта и легко читаемого восторга от самих себя; предтечей их амбивалентности можно считать среднего, но крайне показательного для времени артиста Ричарда Гира, а ролевой моделью - малевского Лакомба Люсьена, что шел в партизаны, а вышел в гестапо, потому что так фишка легла. Коллектив был дружелюбней.
Гонять на ремонтируемых в автомастерской «ягуарах» и болтать с телками о преимуществах спортивных моделей.
Напропалую играть на чужое.
Хапать дешевые и все равно безвозвратные кредиты под залог отцовской жилплощади, обваливая в конце концов ликвидность и банковскую систему.
Кататься на яхте.
Зачищать хвосты.
Вот краткий совокупный портрет «поколения постхристианства», о котором давненько судачат вздорные старики.
В России уже косяком пошли фильмы, на которых мучительно ждешь, когда же этих солнечных деток наконец начнут убивать. Возможно, это не входило в планы режиссеров «Жестокости», «Кремня», «Тисков», но единственный отрадный момент их картин - когда их отвязных и чумовых героев долго и усердно бьют ногами. Это вставляет. Лично я аплодировал, как марвихерша с малины «Черная кошка» при избиении жадного Вовы: «Бис, бис».
Просто Марине Любаковой, Валерию Тодоровскому, Алексею Мизгиреву лет слишком мало, чтобы видеть в своих героях не запутавшихся и переувлекшихся накопительством перцев, а реальную угрозу человечеству.
Люмету и Аллену достаточно. Им помирать скоро, а покоя нет.
И вот уже зреет, доходит, наконец, фильм, в котором, вопреки всем голливудским канонам, подлый душегуб не получит по заслугам, а доживет сытную и безбедную жизнь. На смену формуле «грех - воздаяние» и «преступление не оплачивается» давно просится нечто более современное, продвинутое и «жизненное».
Как говорили на эрнстовском ТВ двенадцать лет назад:
«Все у Вас получится».
Максим Семеляк
Над пропастью в Дарджилинге
Холден Колфилд тоже уважал дорогие чемоданы.
Родители, правда, покупали ему чемоданы Марка Кросса, но надо полагать, что Луи Вюиттон устроил бы мальчишку в не меньшей степени. Именно с вюиттоновским багажом путешествуют великовозрастные мальчишки в новом фильме рослого техасского уроженца Уэса Андерсона «Поезд на Дарджилинг». Уэс Андерсон - это Мартин Скорсезе наших дней; по крайней мере, так полагает сам Мартин Скорсезе. По-русски новое кино еще называют «Отчаянные путешественники».