Бедные

Бальрих, растерянный и мрачный, говорил себе: «Значит, они уже встречались?» Тут он заметил, что они не одни. Тильда, его вечный соглядатай, метнулась за угол. Бодрым шагом подошли два молодых человека в спортивных костюмах — сыновья Геслинга и двоюродные братья Ганса. Эти два долговязых юнца семнадцати и восемнадцати лет, в крагах, обтягивавших их тощие икры, любезно раскланялись, согнувшись чуть не пополам, и, подойдя к Лени, которая с учтивой грацией принимала все знаки внимания, поцеловали ей руку, как истые кавалеры. Они осведомились, когда она опять пойдет на танцы в Бейтендорф, и, подхватив под руки, увлекли с собой. Ее брат и Ганс молча шли сзади. Хотя Лени была очень сдержанна, Бальрих чувствовал, что это — одна видимость. Она не знала, что он борется за нее против «тех». Как горько скрывать это! Но вот мальчик, он-то знает, и неужели ему не стыдно? Да, Ганс шел рядом, понуря голову.

Молодые люди крикнули двоюродному брату, — пусть поспешит, с минуты на минуту должна подойти машина. Она уже показалась в конце улицы. Все они только успели пересечь луг, как автомобиль остановился в двадцати шагах от них. Молодые люди мгновенно откланялись, сели в машину, где их поджидали дамы Геслинг и Бук, с легкими перьями страуса в пышных прическах, и укатили, даже не оглянувшись.

Брат и сестра все еще стояли на дороге. Наконец Карл Бальрих с болью в душе обратился к Лени:

— Ну, что скажешь?

Сестра рассеянно ответила:

— Какие у них перья! Никогда таких не видала! — И, повернувшись, хотела уйти. Но брат стоял неподвижно, погруженный в свои мысли, и она робко спросила: — Что с тобой, Карл?

Он вздрогнул, однако не обрушился на нее с ругательствами, как она ожидала, а с благодушной улыбкой сказал:

— Подожди, у тебя самой будут такие перья, и платья, и автомобиль, и вилла — вилла «Вершина».

Тогда улыбнулась и она самозабвенной улыбкой, стоя посреди дороги, под дождем.

Ей стало холодно. Собираясь уходить, она бросила ему:

— Ты с ума сошел!

— Нет, я буду работать, пока у тебя не будет все это, — твердо сказал он.

Лени с горечью возразила:

— На твои гроши? Да мне до восьмидесяти лет ждать придется!

Он наклонился к ней.

— Я хочу сказать тебе кое-что, чего никто не должен знать. Пойдем!

Он взял ее за руку и привел в свою комнату. Затем выдвинул ящик стола, набитого книгами. Лени начала перебирать их.

— И это ты учишь по ночам? Так вот почему у тебя такие воспаленные глаза! И когда ты все выучишь, ты получишь деньги?

Он объяснил, что учится для того, чтобы бороться за свои права, за ее право. Она старалась вникнуть в то, что он говорит, и понять брата.

— Тебе нужно два года, чтобы все это изучить? И шесть лет, чтобы стать адвокатом? Значит, ждать целых восемь, а то и десять лет, пока ты сможешь заработать достаточно и начать процесс против Геслинга?.. Нет, спасибо, к тому времени моя молодость уже пройдет.

— Но тогда начнется наша жизнь на вилле «Вершина», — возразил он.

— Ты воображаешь, они попросту съедут, и мы там поселимся? Не такие они люди!

— Им придется выехать! — взволнованно заявил он. — Они не имеют права там жить.

— Поэтому их и поддержат все те, кто нажил деньги такой же неправдой.

Бальрих умолк. А ведь у этой восемнадцатилетней девушки те же сомнения, что и у Бука! И откуда у нее такое знание жизни?

Видя, что она огорчила брата, Лени спохватилась:

— Конечно, это было бы замечательно, и я знаю, у тебя добрые намерения, но я, кажется, нашла более короткий путь.

Бальрих взглянул на нее. Он знал этот путь, который вел через мечту: Ганс Бук подрастет и женится на Лени. Он любит ее, и он славный мальчик. Но Лени, которая не верила ни в торжество права, ни в победу труда, как могла она поверить в столь сомнительное счастье? Или она намекала на что-то совсем другое? Он поспешно спросил:

— Ты разве уже решила не выходить за твоего техника?

Лени только пренебрежительно повела плечами и сделала гримасу.

— Что же тогда? — спросил он и подступил к ней ближе.

Тут она испугалась и стала успокаивать его:

— Ты не знаешь меня, Карл, я не такая дура! Разве мы откажемся от виллы «Вершина»?

— Лени, — сказал он. В его тоне еще звучала угроза, но вместе с тем и глубокая печаль: — Перед техником мне не стыдно. Но перед теми молодчиками с виллы «Вершина» мне было бы нестерпимо стыдно за тебя.

Лени вдруг затрепетала. Слезы неудержимо полились по ее щекам, она стиснула руки и сказала с мольбой:

— Не думай, дорогой мой Карл. Я не такая! Пусть я ослепну, если допущу надругательство над собой. Я верю, ты выиграешь процесс и вырвешь нас из нужды. Клянусь богом, я верю тебе.

Она порывисто обняла его и прижалась губами к его лицу, которое все еще казалось окаменевшим. Но оно вдруг ожило, расцвело улыбкой, засияло.

— Положись на меня! — сказал он, сжимая ей руку. — Положись на меня, Лени!

Она ушла, и он сел за стол.