Читаем Бедные, бедные взрослые дети полностью

Вкусно не было совсем. Видимо, молоко было снятым – сливки, поди, соседка Мария пускала на сметану. Поэтому сыр был сухим, отдавал плесенью и был очень соленым – чтобы перебить неприятный привкус пропавшего молока. Наташе, избалованной молдавскими домашними сырами, когда ты точно знаешь, что брынза из Фэлешт совсем не похожа на брынзу из Хородиште, было немного смешно, и даже жалко Карину – она даже не представляет себе, каким вкусным может быть домашний сыр. Но она вежливо покивала, радуясь, что рот занят бутербродом и можно ничего не говорить.

Вообще, слава богу, что Карина была такой говорливой и пауз в ее монологе практически не было – иначе Наташе пришлось бы участвовать в беседе, а что говорить она совершенно не знала. Вопрос крутился в голове один: примут ли ее тут? Им, видно, и без нее проблем хватает, а денег – наоборот. А тут она еще на теткину шею. Наташа понимала, что, наверное, не к месту она приехала, и не ко времени. Но выхода она не видела. Вернуться в Дубоссары? Но она пропадет там, она видела, как знакомых ей с детства людей хаос, творящийся в маленькой, солнечной и когда-то очень спокойной Молдове, затягивает в свою воронку и перемалывает, превращая либо в зверей, жестоких и жадных, либо в трупы, похожие на поломанные куклы. Она не хотела такого выбора. Ей хотелось настоящей, яркой и праздничной жизни, как в телевизоре, как в женских романах, которые так любила читать Аурика. И путь в такую жизнь из Москвы куда короче, чем из Дубоссар, это Наташа знала наверняка.

Наверное, пора вступать в разговор, подумала она. Пока не прозвучало что-нибудь неприятное и окончательное, с отказом ей от дома.

Она отодвинула пустую чашку от себя и решилась.

– Карина, я понимаю, у тебя тут сложно всё совсем. Но ты меня не гони, пожалуйста. Дома очень плохо. Матери самой есть нечего, отец пропал и жив ли, нет ли – непонятно. А я тебе помогать буду. Я, знаешь, все-все умею: и готовить, и стирать, и убирать. С детьми тебе помогу и вообще. Обузой не буду, слово тебе даю! Вон у тебя с Тимурчиком возни сколько, а я помогу!

Видимо, Карина все-таки готовилась произнести слова отказа. Наташа опередила ее, интуитивно найдя правильную аргументацию, и тетка будто подавилась, замолчала на полуслове, покраснела и опустила взгляд, уперевшись им в старую и не очень чистую уличную клеенку.

– Да я б и не гнала, Наташ. Что ж я, зверь, не понимаю, что ли. Телевизор смотрю, вижу, что дурдом там у вас и жизни простым людям нет. Но ведь не потяну тебя я. Ты ж девочка еще, тебе учиться надо, поить тебя надо и кормить, одевать-обувать. А на что? Нам самим-то на жизнь не хватает.

– Я работать пойду, Карин. Придумаем что-нибудь. Я, знаешь, какая сильная? Я матери помогала и даже больше нее могла сделать. И тебе помогу. Возьми меня, не пожалеешь!

Сердце дрожало как заячий хвостик. Как у того зайца, которого отец однажды принес домой, в мешке. Думал, мертвый он, а оказался – живой. Он его на пол в коридоре вытряхнул, а тот лежал, весь в крови, смотрел на них, столпившихся в коридоре, страшными, совершенно человеческими глазами и дрожал хвостом. То ли вилял им умоляюще, как собака, пытаясь задобрить своих палачей, то ли это были судороги от перебитого выстрелом позвоночника… Аурика не выдержала и убежала в комнату, закрыла голову подушкой и зарыдала. Наташа прижалась к матери и тоже выла – не то от жалости к зайцу, не то – к матери, не разберешь. Потом-то, конечно, все устроилось и рагу из того зайца ели все – голод, как известно, он не тетка.

– Ладно, чего теперь, – решилась Карина. – Не гнать же тебя из дому. Давай попробуем. В конце концов, домой тебя отправить я всегда успею. Петьку жалко, дурака. Всегда братец мой с приветом был, и как только Аурика за него пошла, она девка то разумная. Меня вот пожалеть некому…

* * *

Каверза для мажора Михайлова придумалась у Наташи незадолго до отпуска. Она знала эту свою особенность: если проблема или задача не решались сразу, с наскока, ей нельзя было себя подстегивать и заставлять ее решать прямо здесь и сейчас. Единственным правильным решением было «подвесить проблему»: озадачить себя ею и продолжать жить текущей жизнью. Ее цепкое, настырное, как и она сама, подсознание продолжало работать над поиском ответа. Перебирало варианты, примеривало возможности. И в какой-то момент – вуаля, готовое решение высвечивалось в ее голове, со всеми необходимыми деталями. Очень полезное в жизни качество!

Вот и сейчас дело обстояло именно так. Обычно спящая как пожарный, до самого последнего, до звонка будильника, особенно в те редкие ночи, когда Руслан оставался у нее, Наташа вдруг проснулась за час до рассвета как от толчка и поняла что ей нужно делать. Весь план, будто написанный, в голове высветился.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее