Бедные, бедные взрослые дети

Герр Шлегель доел остатки своего любимого «захера», с сожалением посмотрел на пустое блюдце и откинулся на ажурную спинку стула. Наташа уже научилась расшифровывать такие взгляды: он мог бы скупить весь «захер» во всей Швейцарии, дело не в экономии, хотя кафе было дорогущим, без Шлегеля она бы сюда не пошла – для ее текущего бюджета это перебор. Шлегель же был далек от принятой нынче межполовой толерантности и, приглашая даму в кафе, старомодно платил за нее сам. Воздержанность Шлегеля в еде диктовалась уровнем холестерина, рекомендациями доктора и озабоченностью ЗОЖ. С возможностями Шлегеля можно жить долго, лишь бы любовь к «захеру» не помешала.

Легкий ветер с озера чуть надувал кружевные занавески кафе, и они топырились округло в разные стороны, как сытые щеки. Вовлеченность в процесс переваривания пищи и чужой язык немного замедляли восприятие Наташей входящей информации, но не уменьшали ее любопытства.

– Все очень просто. О чем нам говорит эта история? Что Роджер – человек слова. Дал обещание и выполнил его. Не считаясь с репутационными рисками и перешептыванием за спиной. Он – сильная личность и ему наплевать кто и что о нем подумает, решил – сделал. И это его качество вызывает огромное уважение его партнеров. И вполне экстраполируется на репутацию компании, которой управляют такие люди слова и чести, независимые от мнения окружающих. Скажи, красиво? Надо было быть гением, чтобы все это просчитать. Или не просчитывать – и быть таким просто от рождения, живущим по своим собственным правилам, без оглядки.

– Герр Шлегель, вы думаете, это был такой подуманный ход? Роджер – такой крутой стратег и все заранее продумал и просчитал?

Наташин собеседник усмехнулся, прищурился на полосатый парус там, вдали, кажется, где-то напротив Сан-Жингольфа, вздохнул и повернулся снова к Наташе:

– Нет, Наташа. Не думаю, что это был такой тонкий и хладнокровный расчет. Тут все круче. Роджер просто живет своей жизнью и принимает решения, сообразуясь только со своим внутренним кодексом. Но, по счастью, эти решения хороши не только для него самого, но и для компании. Он интуитивно прекрасен, как я это называю, – герр Шлегель улыбнулся самую малость, лишь слегка дернулся уголок тонкого, нервного рта.

Он помолчал, поколебался – продолжать или нет. И все-таки снова заговорил:

– Это редкостный божий дар, Наташа. И вот этому я, пожалуй, завидую, хотя и не люблю это чувство. И признаваться в этом не люблю. Это практически гениальность. И я очень люблю наблюдать за Роджером, за тем, как он принимает решения. Это всегда поучительно, невероятно красиво и заставляет потом меня долго размышлять над его выбором. Поверь мне, я много прожил и давно в этом бизнесе. Будет у тебя шанс оказаться рядом с Роджером – впитывай, впитывай и впитывай, сколько сможешь.

Может, как раз и хорошо, что отношения с Русланом так спонтанно случились, без приличествующих пауз, прелюдий и ухаживаний? Два взрослых человека, состоявшихся, неглупых – чего тут еще, какие нужны ритуалы? Живи, получай удовольствие, радуйся, что провидение посылает тебе шанс испытать радость и удовольствие и не желай большего, не жадничай.

А, может, вовсе не в этом дело? Просто устает Наташа очень от своей практичной, подуманной донельзя жизни, когда каждый шаг, высказывание и поступок – следствие тщательного просчета и долгих раздумий? Голова у нее, так сказать, уже надорвалась и взяла небольшой отпуск. А тело вырвалось на волю.

Ой, да ладно. Не хочется портить дотошным анализом эту приятную усталость в теле, радостное настроение. Пусть будет как будет. А там разберемся. Верим себе, в себя и в правильность интуитивно принятых решений. Ну, или уж хотя бы пробуем в это всё поверить.

Отпуск, кстати, настоящий скоро. А решение приглашать ли в него с собой Руслана до сих пор нет. С одной стороны, с ним хорошо, хоть и нервно. С другой – Наташа будет так сосредоточена на том, чтобы хорошо выглядеть, нравиться, что будет ли это вообще отдыхом? Ей на работе этого существования в узких и жестких рамках – выше крыши!

* * *

– Ты прости, что я не откликалась. Я как чувствовала, что вы таки появитесь в моей жизни. Но ты посмотри повнимательнее как я живу. Посмотри и подумай: есть у меня возможность помогать или, может, пусть лучше мне кто поможет? Куда мне вас, за пазуху попихать?

В дом они с Кариной сразу не пошли. Как странно Карина разговаривает – вроде как во множественном числе, тогда как Наташа перед ней стоит – в единственном. И будто ругается и оправдывается одновременно.

Наташа волновалась во время этого самого первого разговора с тёткой так, что никак не могла не то что сказать что то в ответ, а хотя бы просто сосредоточиться на ситуации. Щеки горели, горели слезами и глаза. Все ее худое, подкопченое молдавским солнцем тело сотрясала такая дрожь, что, казалось, она не может остаться незамеченной. Но у Карины были такие пустые, стеклянные глаза пока она кричала, что заметить этого она не могла, да и не хотела.