Бедные углы большого дома

Даву сталъ откланиваться. Скрипицына безсмысленно и безсознательно простилась съ нимъ. Ея мысли перемшались совсмъ. Три послднихъ года ея дла шли все хуже и хуже, но событія послдняго года выходили изъ ряда вонъ. Теперь въ ней точно что-то оборвалось.

— Узжаетъ, — говорила она, ходя по комнат и машинально поправляя нарукавнички на костлявыхъ рукахъ. — Узжаетъ! — простонала она, потерла рукой лобъ и подошла къ столу, взяла книгу и бросила ее снова на столъ. — Узжаетъ!!.- зарыдала она и прильнула головой къ столу.

Скрипицына была смшна даже въ эту минуту. Ея изліянія походили на ломанье мелодраматическаго яраго актера, ея тощая подкрашенная фигурка походила на уродливую куклу, все это было комично.

И точно, какъ же не смяться до колотья надъ этой женщиной? Ей говорили въ дтств: tenez vous droit! и она держалась прямо, за что ее прозвали потомъ «гренадеромъ въ юбк»; она слышала съ пеленъ, что тонкія манеры и хорошая обстановка важне всего, что безъ этого на человка смотрятъ подозрительно и не принимаютъ его въ порядочное общество, и она отличалась такими манерами и такой одеждой; за первое ее считали бездушныхъ истуканомъ, за вторую она вошла въ долги; ее не учили въ дтств разсчитывать, называя это мщанствомъ, но теперь ее называли безчестною, такъ какъ она не могла платить долговъ бднякамъ ремесленникамъ; она научилась въ юности обожать подругъ и учителей и считать «позорными» всякія другія отношенія къ людямъ, и вотъ она обожала monsieur Даву, что заставило Даву насмяться надъ ея романтизмомъ, постороннихъ людей забросать ее грязью за развращенность, а насъ улыбнуться и дать ей эпитетъ «старой двы», играющей роль пансіонерки. Каждая бездлушка, каждый ея поступокъ были слдствіемъ привитыхъ къ ней съ дтства понятій и привычекъ, и за все это ее осмивали, обманывали, злословили. Да, дйствительно, она была смшна, шла бы учиться жизни въ общество всхъ тхъ людей, которые закрыли для нея двери, шла бы замужъ за тхъ жениховъ, которые не являлись къ ней, попросила бы по выход изъ института совтовъ и помощи у тхъ юныхъ родственниковъ, которые возили ей конфеты въ институтъ и бросили ее по выход оттуда… Давайте же смяться надъ нею! Веселе же! чего тутъ задумываться?

Въ комнату вошла Варя и сла за пяльцы. Скрипицына опомнилась, подняла голову и стала смотрть на Варю.

«Какая она тихая. Славное у нея лицо, — думала Скрипицына. — У нея и сердце доброе. Я видла, какъ она ласкала Ольгу Васильевну. Отчего же она не ласкаетъ меня, боится меня? Я сама, врно, виновата. Запугала я ее, я мало вниманія на нее обращала. Она будетъ меня любить, если я буду съ ней ласкове. И что я падаю духомъ? Дла устроятся. Даву врно чмъ-нибудь обидлся; онъ вернется, я ему напишу. Будемъ мы жить мирно. Продамъ что-нибудь, займу, средства будутъ. Вотъ Варя подрастетъ, помогать будетъ. Доброе дитя!»

Скрипицына встала и подошла къ Вар. Она провела рукою по шелковистымъ, волосамъ двочки; въ этомъ движеніи была какая-то необычайная нжность и мягкость.

— Варя, — сказала она грустнымъ тономъ:- слышала ли ты, нашъ добрый Даву узжаетъ?

— Да-съ, онъ женится, — отвтила, спокойнымъ голосомъ Варя, не поднимая головы отъ пялецъ. Она не понимала всего ужаса своихъ словъ.

— Что?! — воскликнула Скрипицына и схватила руку Вари.

— Онъ женится на Бляевой, — отвтила Варя, поднявъ голову и чувствуя боль въ рук, сжатой костлявыми пальцами Скрипицыной.

Это пожатіе походило на пожатіе командора въ Донъ-Жуан.

— Лжешь, лжешь, лжешь, негодная двчонка! — схватила Скрипицына плечи Вари своими костлявыми пальцами. — На Бляевой, на моей бывшей учениц! Женится! Лжешь! Какъ онъ могъ ее полюбить, какъ она смла? Говори, почему ты знаешь это?

— Они переписывались, когда она была еще здсь, — отвтила Варя, дрожа всмъ тломъ подъ костлявыми пальцами, сжавшими ея плечи.

— Переписывались! Переписывались! и я не знала!

Варя почувствовала, какъ костяные пальцы, державшіе ее, разжались, и въ комнат раздался глухой стукъ отъ паденія человческаго тла. Варя въ ужас вскочила и прислонилась къ стн, не имя силъ пошевельнуться съ мста. Ея плечи еще ныли отъ боли. Въ комнату на стукъ прибжали Даша, Ольга Васильевна'и кухарка. Он хлопотали около лежавшей въ обморок Скрипицыной, и никто изъ нихъ не обращалъ вниманія на Варю.

— Чего вы стоите-то истуканомъ? лучше бы помогли намъ. Вдь она ваша благодтельница была, а не наша, — сказала, наконецъ, Даша, замтивъ Варю.