Тогда братья, вернувшись от земли, встав в многотысячный круг, создали из своих щитов помост, и, поставив на него Азазеля, долго и громко провозглашали его имя, как того, кто, по их мнению, заслуживал всяких почестей от них, как главный победитель и как тот, благодаря которому была выиграна не только эта битва, но и те, что были ранее.
Того же, кто долго просиживал в размышлениях о ведении боя, как его организовать, чтобы выбить у врага победу никто не вспомнил.
Победив Сатану, братья, первым из которых был Азазел, обращали свои взоры к Господу, ожидая, как им казалось, заслуженных ими почестей, похвал и, наконец, долгожданного отдыха.
ГЛАВА I.ХХIII
Уже дома, поздно-поздно вечером я звоню Фетисову с обычного, не мобильного телефона.
Да, я побаиваюсь прослушки и поэтому звоню с городского телефона, впрочем, понимая, что при желании Комитет мог и его поставить на прослушивание. Опасаясь же чего-либо
— Я как раз буду в ваших краях в это время — говорит он мне.
Фетисов внимательно выслушал мой рассказ про Пашкевича, чупакабру и вообще — про мое пребывание под Екатеринбургом, часто согласно покачивая головой, а пару раз даже такое случилось, что он как будто начинал говорить, но когда я замолкал, ожидая, что теперь начнет он — он вдруг передумывал и просил меня продолжать. Тем не менее вскоре z выговорился и тогда наступила очередь Фетисова:
— Значит вы, Андрей, помогли Пашкевичу уничтожить чупакабру? Это похвально, вам это удалось! Впрочем, труды ваши напрасны, как мне представляется — ну, эти, скажем так, духи, вновь соберутся, и пошлют за ним новую чупакабру. Делов-то! Удивляюсь вам, конечно — после того, как он пытался похитить вашу душу…
— Кстати, а вы не скажете мне — зачем это нужно? Ну, я про похищение души. — Спрашиваю я у Фетисова.
— Заказчики, скажем так, те, кто просил Пашкевича это сделать — потом стали бы вашу душу, скажем так, истязать.
— Зачем?
— Ну, чтобы заставить вас сделать что-то, что им нужно.
— И что же им нужно? Вы не в курсе?
— В курсе. Просто, как я уже говорил, насколько я понимаю, вы будете вспоминать это фрагментами, как будто мозаику разглядывать — вплоть до того момента, пока не вспомните все. Пока, скажем образно, не увидите всей картины целиком. И помогать как-то этому процессу бесполезно. Точно. Если я вам и попытаюсь что-то подсказать — вы это сочтете сумасшествием, и совершенно искреннее, от всего сердца не примете правдивую в общем-то информацию.
— Ну, хорошо, положим — далее я расспрашиваю Фетисова о Сестре:
— С ней тоже ничего особенного, Андрей, я о ней вам уже говорил. Другое дело — вы говорили, будто она обращалась к вам мужским голосом…
— Да, таким, знаете, странным, будто он из пустой бочки доносился. И такой еще был… ну… мужской-мужской, знаете ли, грубый такой.
— Хм — Фетисов нахмурил лоб, но потом, подумав, продолжил — это означает, Андрей, что кто-то, я знаю, кто, но пока вы сами его не вспомнили, вряд ли вам поможет, если я скажу, кто, использует тушку вашей бывшей подружки-лесбиянки для того, чтобы заняться вами. Ведь, как я понял, этот кто-то говорил вам, что займется вами после Пашкевича?
— Да…
— Ну вот.
— То есть, вы хотите сказать, что кто-то вселился в тело Сестры?
— Да. Пока душа, неприкаянная, находится в каком-нибудь сосуде, типа того, что вы видели у Пашкевича, когда встречались в этом комплексе, на… Брестской.
— И как там?
— В сосудике? Поверьте мне — темно и тоскливо.
— Ужас. И что мне теперь делать?
— Что делать? Все оставить пока так, как есть. Вы видели, чтобы Сестра мелькала где-нибудь вокруг вас?
— Пока нет.
— Вот и славно! Эти самые персоналии, использующие вашу бывшую девушку, уверяю вас, не посмеют на вас натравить ее, то есть того, кто в ней, пока вы в городе, пока вокруг вас столько народу. Конспирация, знаете ли! Духи, уверяю вас, строго следят за тем, чтобы не засветить своих методов перед людьми.
— Ну хорошо. И что дальше?
— Дальше просто ждите моего звонка, я все понял, и когда все приготовлю — я вам позвоню. Вы помните все наши договоренности насчет того, чтобы вы были на связи?
— Свято помню!
— Ну вот. А ну-ка, Андрей, позвоните мне на телефон с вашего по нажатию одной кнопки.
Я делаю то, о чем меня попросили — и вот, вскоре мобильный телефон Фетисова, лежащий перед ним на столе, завибрировал:
— Вот значит! — мне кажется, будто Фетисов даже обрадовался — работает!
После этого какое-то время мы едим второе, после чего Фетисов вновь начинает говорить — рассказывает мне о том же, о чем под Бобруевским говорил Пашкевич: