Бедный Енох

— Вот! — говорит мне кладбищенский рабочий, небрежно взмахнув рукой на заснеженный холмик с крестом — тут ваша покойница и, так сказать, покоится.

Я какое-то время разгребаю руками снег с могилки, и потом стряхиваю его с креста — Да, фотография на фарфоре — Сестры, годы жизни…

Я кладу на могилу пять купленных у входа на кладбище роз — тех, что не имеют запаха и шипов.

Работяга, видимо по простоте душевной, меня начинает было учить, что пять — это ж живым дарят, мертвым на могилу четное число кладут, но я его резко обрываю:

— Она для меня всегда живая — понятно? — И, развернувшись, начинаю, чуть ли не чеканя шаг, уходить, впрочем, после быстро смягчаюсь, возвращаюсь к работяге, и, памятуя как он мне помогал разгребать снег с могилы — протягиваю ему немного наших денег:

— Тут это — говорю я, немного подстраиваясь под упрощенную манеру разговора работяги — у вас ничего никогда не происходило?

— Смотря что вы имеете в виду! Пьяные драки на поминках, бывало…

— Драки — это ваши работнички, что ли?

— Да нет! Зачем? Наши только зимой чтобы организм согреть принимают — чисто по делу. Родственники иногда шалят. Нервы у них не выдерживают.

— Ну, это ж мелочи!

— А то! Мы уже и привыкли, знаете ли.

— А вот, например, гробокопательство — у вас тут случалось?

Тут работяга начинает говорить так, как я от него и не ожидал:

— В смысле незаконная эксгумация? Боже упаси! У нас тут даже законной ни в жизнь не было. А вот если вы думаете на нашу администрацию что — ну, как несколько лет назад в прессе скандал был на кладбище одном — гробы дорогие выкапывали и продавали по второму разу — так это я вас уверяю, тут работаю несколько лет — никогда и ни за что! У нас тут люди порядочные, плюс нас курирует и направляет, так сказать, на путь истинный наш тут местный поп. То есть батюшка. Священник, иными словами говоря!

Рабочий имел в виду наверняка священника из храма, расположенного на территории кладбища, а от его речей я аж рот раскрыл, так что рабочему еще денег подсыпал:

— Нет, я не это имел в виду, если что, спросят вас — успокойте всех, я не по этому поводу сюда пришел и не это проверяю.

— Ну и хорошо. В принципе — тут проверяй — не проверяй — все равно у нас все законно и чин чинарем! — Работяга заулыбался, обнажив искусственные, но, как я понимаю, недешевые зубы.

— Ну, тогда спасибочки! — говорю я и протягиваю рабочему руку, но он вызывается меня проводить до ворот, так что прощаемся мы с ним еще только минут через десять, а пока, идя на выход, вполне себе мило беседуем, как это обычно водится, ни о чем.

* * *

Вернувшись домой я вдруг вспоминаю про маму и тут же отзваниваюсь ей, чтобы она, не дай бог, не поехала назавтра меня забирать с дачи:

— Мам! Я уже в Москве, не беспокойся — говорю я ей, после чего выслушиваю длинный список упреков, что дескать, свалил, не предупредив ее, а она уже закупилась, чтобы меня покормить:

— Ну и как там, Андрюш? Хорошо?

— Да, мам, прекрасно! Небо такое… голубое было, и… чистое…

— Так ты чего там — небеса разглядывал, что ли?

— А почему б и нет? В том числе! Ты-то тут как? — я быстро перевожу разговор на другие темы, не желая даже вспоминать свои «приключения» на даче, и тогда мама заводит свое любимое про политику и автомобили.

* * *

В субботу я опять тревожу Сергея, спрашивая нет ли у него знакомых, которые могли бы пробить по полицейским базам данных различные, может быть имеющиеся где-то в наличии жалобы на работу Домодедовского кладбища, на что Енохов мне вполне резонно отвечает, что я сам бы мог при своих полномочиях сделать запрос, правда, официально.

Меня такая идея не прельщает, в конце концов, меня могут спросить в Комитете, зачем это мне и почему я использую свои служебные возможности для удовлетворения личного любопытства. Я долго блуждаю по дому сам не свой, после чего пробую еще вариант: через интернет узнать — нет ли где у кого жалоб на работу Домодедовского кладбища. Найти такую информацию мне не удается, так что уже где-то ближе к вечеру, я, хотя мне этого и не хочется делать, звоню Фетисову — может, он что подскажет.

* * *

Фетисов, как всегда с радостью готов меня проконсультировать, но пока я вокруг да около, да издали пытаюсь ему объяснить, что со мной произошло, он, будто все зная, спрашивает меня в лоб:

— Андрюш, я так понимаю, что вы встречались со своей знакомой какой-то? Которая, так понимаю, уже полгода мертва вроде?

— Увы, Петр… то есть вы можете подумать, будто это…

— Нет, Андрей, это не бред не сумасшествие. Мне кажется вы не будете врать, особенного глядя на то, что с вами происходило раньше, да и то, что было недавно.

— Вы имеете в виду тот случай с Пашкевичем на выставке в «Доме на Брестской»?

— И это…

Фетисов какое-то время молчит, тяжело дыша в трубку, после чего продолжает:

— Андрей, если честно — ваша ситуация начинает меня серьезно беспокоить.

— Да?

— Да.

— И что же мне теперь делать?

— Ну, для начала, переведите мой номер телефона у вас в мобильнике на одну кнопку. Чтобы при нажатии этой кнопки ко мне сразу бы пошел ваш вызов.

— Хорошо.