Бедный маленький мир

Значит, так. Значит, первое: нельзя пользоваться мобильным телефоном и кредитками. Она достала свой умненький и любименький Sony Ericsson, который вот уже два года высоко ценила и приветствовала за удобный дружественный интерфейс, достала из бумажника кредитки, на которых в сумме болталось что-то около пятидесяти евро, и похвалила себя, что правильно сделала, оставив маме золотую карту «Райффайзена». Затем почти вслепую нашарила на земле какой-то железный прут, выкопала ямку под кустом черемухи и бросила туда свое хозяйство, эти «костыли и протезы современного человека», как говорил Милош, в основном имея в виду электронные средства коммуникации, компьютер и Интернет. Потом распрямилась и, глядя себе под ноги, подумала: данное практическое действие имеет к тому же и ритуальный оттенок. И еще ностальгический – в детстве они с девчонками делали «секретики»: вот так же выкапывали ямку, создавали на ее дне какую-нибудь цветочную композицию из ромашек и одуванчиков и прикрывали все кусочком стекла. Нужно было обязательно запомнить места всех своих «секретиков» и время от времени расчищать в земле стеклянное окошко, смотреть на картинку. Чрезвычайно прикольно было. Сейчас же прикольно будет побыстрее забыть о том, где лежат кредитка и трубка, – скоро наступит зима, выпадет снег, а весной, даже если кто случайно и откопает ее «секретик», то обнаружит там промокшие и сгнившие предметы обихода современной (совершенно верно, Милош!) молодой женщины. К тому времени они полностью утратят функциональность, а где будет в тот момент молодая женщина, одному Богу известно. И то не факт.

Витка успела отойти, может быть, на два метра, как вдруг услышала за спиной звенящую россыпь хрустальных колокольчиков – совершенно неуместную в тишине и сырости странного вечера. Это звонил из-под земли ее телефон. Она бегом вернулась к черемухе и стала разрывать руками холодную влажную землю. Колокольчики все звенели, а она все никак не могла отрыть трубку – из-за полифонии колокольчики звенели как бы отовсюду, окружали и выдавали ее своим звоном. Наконец наткнулась пальцами на гладкий корпус, вытащила телефон и тупо уставилась на имя, ползущее по экрану. Имя было «Ираклий», и именно в эту секунду оно стало для нее синонимом настоящего, пока слабо мотивированного, но от того еще более сильного страха. Дрожащими пальцами Витка открыла заднюю панель, вытащила sim-карту и, сжав ее в левой руке, правой с силой впечатала любимую «соньку» в шершавую стену. Опять закопала карточку, кредитки и обломки телефона, затоптала землю ногами и, не разбирая дороги, дворами пошла куда глаза глядят.

Направление ей, строго говоря, было безразлично. Она уже замерзла до стадии окоченения, и нужно было двигаться – просто идти куда-нибудь. Спустя минут десять такого нецеленаправленного движения Витка увидела на противоположном конце какого-то двора освещенный ларек, подошла к нему, потопталась в тени и, собравшись с духом, шагнула к окошку. Протянула в окошко сотню и испуганно воззрилась на свою руку – в земле, с грязными ногтями и с неожиданным кровоточащим порезом на указательном пальце. Рука дрожала.

– Сигареты, – сказала она. – «Честерфилд». И водки.

– Водки нет, – сообщили ей изнутри. – Лицензии нет.

В окошке появилось лицо кавказской национальности и внимательно посмотрело на Витку. Лицо было немолодым, худым и заросшим многодневной щетиной.

– Совсем замерзла, – озадаченно сказало лицо. – Иди греться, слушай.

Витка, измученная и замерзшая девочка со спичками, понимая все последствия данного шага, все же переступила порог ларька и обнаружила внутри не только гостеприимного хозяина, не только дешевый обогреватель, который их уборщица на кафедре почему-то называла «дутиком», но и черноглазую девочку лет восьми-девяти. Девочка сидела на табуретке в уголке возле холодильника и ела «Доширак», поминутно дуя в пластиковую коробочку.

– Меня зовут Ильгам, – представился мужчина. – А ее имя Мехрибан. Но я зову ее Мэри.

– Ваша дочь? – спросила Витка.

– Дочь, – подтвердил продавец. – Боится дома одна. Я когда в ночь работаю, стелю ей тут на диванчике.

– А где ее мама? – спросила Витка, потерявшая от усталости чувство такта.

– Э-э, мама… – махнул рукой Ильгам. – Я ей мама. Садись, не стой. Туда садись… – Мужчина показал на белый пластиковый стул. – Я тебе сейчас тоже «Доширак» сделаю. Будешь?

– Буду, – благодарно сказала Витка и посмотрела на Мэри.

Мэри дунула в коробочку и, неуверенно улыбнувшись, сообщила:

– С курицей. Я всегда люблю с курицей. Очень.

* * *