Иванна прочла надпись на табличке и очень расстроилась, что явилась сюда без цветов. Но ведь шла на работу к Нине Васильевне и знать не могла, что саранский дедушка похоронен тут же, рядом. И все же рассердилась на себя и заплакала – ну какая же она дура бестолковая, все время реальность ускользает от нее, не совпадает с ее представлениями.
– Любили дедушку? – Нина Васильевна участливо погладила ее по плечу.
– Я его даже не знала. – Иванна с трудом выудила из глубокого кармана плаща пачку бумажных носовых платков и внезапно задрожавшей рукой попыталась подцепить один, вытащить его из пачки, только все не удавалось.
– А плачете зачем? – удивилась медсестра.
Иванна наконец выдернула платок и теперь вертела его в руках, а слезы высыхали на ветру.
– Не знаю, – сказала она. – Так. Цветов не купила. И вообще.
– Так купите еще. Тут рынок – две остановки на автобусе. Поедете и купите. Не плачьте. Вы на мою дочку похожи. Такая же высокая, темноволосая. Прямо казачка. У меня муж из Ростова, так она в мужа. А мы тут, в Поволжье, все белобрысые. Не плачьте, он тихо умер, от старости. Для такого пьющего человека у него был сильный организм. Почти девяносто лет протянул, обратите внимание, ведь не всякому такое под силу.
– Да, – кивнула Иванна.
– Да, – согласилась Нина Васильевна. – Каждому своя судьба. Его какая-то дурочка из переулочка к нам сдала. Сама алкоголичка, сплошной синяк, а не лицо. Ругалась, что брать не хотели. Кричала: я в исполкоме работала, в отделе культуры, буду жаловаться, мол. А наш главврач просто документы хотел увидеть, все же у нас не ночлежка какая-нибудь. Ну, она поехала куда-то и документы привезла. Паспорт, ветеранское удостоверение. Хорошо, что не потеряли.
– А сын? – спросила Иванна. – У него был сын.
– Сына не видела. Вроде квартиру продали, так он, наверное, и смылся, сын-то, с деньгами. Как вы думаете?
Иванна никак не думала. Смылся, не смылся. Теперь это не имело никакого значения. Она смотрела на лес за железной дорогой. В лесу отчетливо пели птицы. Лес как бы завис между весной и летом – уже зеленый, еще прохладный. И близко так – рукой подать.
– Я как-то зашла к нему капельницу поставить – гемодез капали, – продолжала Нина Васильевна, – а он меня за руку схватил и в руку какую-то бумажку сует. «Нина, – говорит, – вот адрес внучки. На всякий случай…» Я ему говорю: «Так вы ей сами напишите», а он: «Я босяк, Нина, так мне и надо». Повернулся к стене и уснул… Ой, а это еще что такое?
От интернатского корпуса к ним бежала девушка в больничном халате и в тапочках и размахивала руками.
– С голыми ногами! – закричала Нина Васильевна. – Таня! А ну марш назад! Кто тебя выпустил?
Таня, впрочем, проигнорировала команду и продолжала бежать к ним, увязая тапочками во влажной рыхлой земле. Губы ее шевелились.
Подбежала и сиплым шепотом сказала, обращаясь исключительно к медсестре, таким тоном, каким солдат отдает рапорт старшему по званию:
– Пришли и сидят, есть просят! Я сказала: ничего нет! Сидят, сидят. Я говорю – идите. Нет, сидят!
– Никого там нет, – возразила Нина Васильевна.
– Сидят!
– Ты врачу говорила?
– Врач сказал – никого нет.
– Вот видишь!
– Нет, – шепотом закричала Таня, – сидят!
– Иди назад, – устало уговаривала Нина Васильевна. – Иди, Танечка, я сейчас приду.
– Можно я у Светы посижу? – просила Таня. – А то сидят.
– Хорошо, детка. Помоги ей турундочки крутить.
– Что крутить? – рассеянно уточнила Иванна.
– Турундочки. Иди бегом.
Нина Васильевна проводила убегающую Таню взглядом.
– Беда, – покачала старушка головой. – Семнадцать лет, девчонка, а у нее паранойя и что-то еще.
Нина Васильевна вызвалась напоить Ивану чаем с пряниками, и уже в больничном корпусе, сидя на унылой клеенчатой кушетке в сестринской, Иванна поймала себя на мысли, что явление девушки Тани на интернатском кладбище смутно не дает ей покоя.
– А почему девушка у вас? – поинтересовалась она у Нины Васильевны. – У вас же только старики.
– Родственники договорились… – нехотя ответила медсестра. – По больницам прошло сокращение койко-мест, ну и персонал посокращали. Ухода как такового нормального нет, питание… В общем, предлагали вообще везти куда-то под Нижний Новгород, а ее мать с теткой говорят: нет, мы не согласны. Ну, им и присоветовали к нам обратиться. У нас больным неплохо, заботимся, всякая манка-овсянка, супчики. Курица бывает, рыба хек. И места у нас были. Вот так вышло.
Таню привезли из маленького села Старая Каменка Темниковского района. Привезли две женщины – тихие и напуганные. Дежурный психиатр Ляля Нагиева начала заполнять историю болезни и попросила родственниц рассказать о том, когда они заметили первые симптомы, что им казалось странным в поведении Танечки и все такое прочее, о чем обычно врачи спрашивают, если, конечно, есть кого спросить. Сам-то пациент в момент госпитализации – существо безответное и неадекватное.
Ответили женщины странно. Мать сказала:
– Мы боялись, что она убежит. Она все время хотела убежать, не выдерживала…
– Чего не выдерживала? – участливо спросила Ляля Нагиева.