Бедный негр

Услышав это откровенное признание, Эль Мапанаре, вконец покорённый храбростью Педро Мигеля, ответил:

— Можете быть уверены, что майор Сеспедес со своей полтыщей солдат будет загнан в ущелье Лос-Апаматес, как только я туда доберусь.

На этот раз хитрость Педро Мигеля удалась полностью.

Наступил рассвет перед решающей схваткой.

Наконец-то наступил день, когда неграмотный повстанец мог померяться силами с образованным офицером — крестьянин Педро Мигель с богатым мантуанцем, который нанес ему тяжкое оскорбление, ударив хлыстом по лицу. Чтобы достичь этого дня, народный мститель поистине превзошел самого себя. Он вел организованную методическую борьбу, безжалостно и систематически разрушая все вокруг на протяжении четырех лет непрерывной войны; он сумел объединить под своим началом почти все мятежные отряды, рассеянные по всему Барловенто, и превратить их в настоящую воинскую часть, дисциплинированную и хорошо вооруженную, чему способствовал захват обоза с боевым снаряжением, которое предназначалось другому отряду федералистов. Подготовка к предстоящей операции была проделана очень осторожно, так что те, кому не полагалось знать о ней, ничего и не знали, — ни Эль Мапанаре, ни майор Сеспедес; причем майора он сумел заранее завлечь на выбранную им позицию, где его отряд заблаговременно окопался, благодаря чему и было достигнуто значительное стратегическое преимущество. Все началось, как и предвидел Педро Мигель. Эль Мапанаре открыл огонь и стал отходить, завлекая майора Сеспедеса в ущелье Лос-Апаматес, где, примерно в полдень, офицера остановила устроенная Педро Мигелем Мстителем засада.

Но если необыкновенно чванливый и тщеславный военачальник, возглавлявший одну сторону, был совершенно ослеплен своими воинскими талантами и безгранично презирал своего неприятеля, неспособного, по его мнению, разработать мало-мальски разумный план боя, то предводитель противоположного лагеря был настолько поглощен соображениями сугубо личного порядка, что они совершенно свели на нет все преимущества заранее выбранной выгодной позиции. Майор, увлекшись погоней, вынужден был начать бой под перекрестным огнем федералистов, укрывшихся на недоступных высотах. Но, несмотря на то что его захваченные врасплох солдаты гибли как мухи, вокруг него самого так и жужжали пули, офицер вел себя крайне хладнокровно — с невозмутимым видом он продолжал курить сигару, с которой даже не падал пепел. Не обнажая шпаги, майор Сеспедес бесстрашно стоял на вершине холма (конь его только что пал), являя собой отличную мишень для неприятеля, и смело руководил боем, готовый поплатиться жизнью за проявленную неосторожность. Педро Мигель, вконец разъяренный этой невозмутимой отвагой «выскочки-мантуанца» (как он упорно продолжал называть его), внезапно изменил свой план, уже готовый принести полный успех, и вывел своих повстанцев в открытое поле, чтобы, возглавив их, броситься в свою знаменитую рукопашную атаку. Ему не терпелось лично, один на один, помериться силами с человеком, который нанес ему тяжкое оскорбление.

Битва была кровавой и опустошительной, как для одной, так и для другой стороны, однако майор так и не переставал курить сигары, закуривая подряд одну от другой. Офицер был непоколебим, хотя его солдаты и пятились под бешеным натиском разъяренных федералистов; Педро Мигель напрасно предпринял эту атаку — ведь без нее он наверняка выиграл бы сражение. Наступила ночь, но никто из противников не мог праздновать победы.

Отряд правительственных войск отошел под прикрытием темноты, разбитый, но не разгромленный. А когда Педро Мигель взглянул на остатки своего отряда, Эль Мапанаре сказал ему:

— Наживка свое дело сделала. Из моих пятидесяти четырех капайцев-ягуаров после боя в ущелье осталось только трое, и то все раненные. Но самое худшее это то, что тот, кто закидывал наживку, упустил рыбу живехонькой и невредимой.

Педро Мигель не нашелся, что ответить, и молча отошел от Эль Мапанаре.

В сражении погибли и негр Схоласт и Семикожий, а Хуан Коромото был тяжело ранен. Педро Мигель подошел к нему. Коромото был ранен в бедро, откуда одна из маркитанток только что извлекла пулю. Хуан Коромото внимательно следил за тем, как маркитантка перевязывала ему ногу, и, когда женщина закончила перевязку, Педро Мигель сделал ей знак, чтобы она оставила их с Хуаном Коромото наедине, которого он тут же спросил:

— У тебя есть какие-нибудь поручения ко мне?

Верный друг Педро Мигеля, как видно, собирался что-то сказать своему командиру, и тот подбодрил его:

— Говори, говори, не бойся.

— Не мне говорить об этом, — ответил Хуан Коромото, только что выкарабкавшийся из лап смерти. — Но коли ты хочешь знать, что я думаю, изволь, я скажу. Почти все, кто погиб в этом бою, который мы наверняка должны были выиграть, погибли только потому, что ты напрочь забыл про нас и только думал о своих делах.

Педро Мигель утвердительно, молча кивнул головой.

III

Паника