Бедный Павел. Часть 2 (СИ)

В тот день Копанский должен был провести серию испытаний с так называемым свинцовым мылом — вязкой жидкостью, которая было получена в мыловаренной лаборатории как результат воздействия кристаллов свинцового глёта[148] на животный жир. Молодой химик обрабатывал «свинцовое мыло» кислотами и получил в результате вязкую прозрачную жидкость[149]. Это было последнее, что записал юноша в лабораторный журнал — записывал он всё и подробно, именно эта его привычка и позволила ему стать служителем, и слушать курс химии в корпусах. Именно она дала нам возможность понять причины трагедии.

Опыты, которые после обнаружения лабораторного журнала провели наши химики, подтвердили чрезвычайную взрывоопасность полученной субстанции. Что послужило непосредственной причиной взрыва: неловкое движение, нагрев в процессе исследования или что-то ещё — точно неизвестно. Вещество, которое получило имя копаниум, в честь своего первооткрывателя и первой же своей жертвы, взорвалось с огромной силой, что вызвало детонацию уже гремучей ртути, как с моей лёгкой руки назвал её Леман. Только вот Копанскому, который мог стать новым гением химии, было уже всё равно…

Жара была просто убийственной! Это лето выдалось таким знойным, что майор Карпухин, который был комендантом крепости святой Анны Новгородской, уже подумывал нижайше просить о переводе назад, на шведскую границу, где он прослужил без малого двадцать лет. Однако к его радости, небеса смилостивились над ним — набежали тучи, температура резко упала, и начался дождь. Точнее сказать — ливень! Истинно «хляби небесные отверзошася»[150]!

Вроде бы даже Платон Абрамович выкрикивал эти слова, прыгая под первым за полтора месяца дождём, до тех пор, пока его не угомонил крепостной священник, отец Силуан.

— Негоже коменданту русской крепости вести себя подобно мальчишке! — сипел невысокий тощий батюшка и тычками-тычками загнал великана-майора в помещение.

Жёны их — родные сёстры, с детками отправились погостить к родне и мужчины оставались без женского пригляда. Однако майор за долгую службу привык ухаживать за собой и сложностей в этом не видел, а вот попик сжился с мыслью, что матушка всегда была рядом и теперь ворчал по поводу и без повода. Вот и сейчас он возмущённо шипел на свояка:

— Вот увидела бы тебя Марьюшка! Вот бы такую орясину-то хворостиной огуляла! Прыгает он под дождиком! Что вон черкесы скажут! Совсем русский комендант от жары спятил!

— Что ты бухтишь, Силуаша! Твоя Агриппинушка-то что, поколачивает тебя втихую? А то мы-то с Марьюшкой живём душа в душу! Нечто у неё рука подымется мужа дорогого хворостиной хлестать! — подсмеивался в ответ майор над священником.

Свояками они стали всего три года назад, когда тогда ещё капитан, находящийся в солидных годах, посватался к младшей сестре жены знакомого священника. Марья была из весьма небогатой семьи, уже сильно подзадержалась в девках и почти перестала мечтать о замужестве, приживаясь при семье сестры, а здесь такой жених. Платон же Марью любил, сильно любил, да и она вскоре исполнилась чувств к великану военному, выслужившемуся из солдат в офицеры.

Опытного офицера отправили строить новую крепость, что закрывала «старую турецкую тропу»[151] из Кабарды в Сухум-Кале. Жена его последовала за ним, да и свояки решили отправиться туда же. Обустроились на месте, у молодожёнов, наконец, дети пошли — пока только один Петруша, но Марья снова непраздна была. Силуановым деткам в здешних чудесных местах очень понравилось — у него их четверо было.

Всё хорошо было, крепостца была совсем новая. Сельцо уже рядом русское образовалось — Новгородка, дорога, снабжение. Да и тихо тут было — черкесы не буянили, рядом торг, торговля, какая-никакая, шла. Скучно бывало, но родственники жили дружно. И сейчас-то ссоры не вышло — поворчал Силуан недолго — уж больно весёлый характер у свояка. А здесь ещё к коменданту гость заглянул — проезжий приказчик — Никодим Бубнов.

Молодой приказчик был едва за тридцать, однако уже хвалился, что ближний человек одного из богатейших купцов. Первый такой гость в крепости — здесь всё больше мелкие армянские торговцы от Османов да Персов наезжали, да свой товар уже местным, русским купчикам продавали. А теперь принесло приказчика целого золотого пояса, да ещё и из самой Москвы. Что он к ним приехал? Известно же, что большая торговля почти вся по морям шла, а здесь — просто тропа, дорога-то давно в запустении.

— Платон Абрамович! — учтиво начал приказчик, — Подскажите, когда я смогу выехать? Я планировал выступить завтра утром, меня в Сухум-Кале ждут дела. Как Вы думаете, получится у меня?

— Ну, любезный Никодим Иванович, дождик же пошёл! — засмеялся майор, — Тутошние тропы от этакого ливня всенепременно размокнут! Надо подождать, подсохнет земля, так обязательно поедете!

— Я попрошу Вас решить этот вопрос! — начал заводится приказчик, — У меня в Сухум-Кале дела…

— Что Вы, батенька, волнуетесь! — с виноватой улыбкой басил комендант, — Я же не Господь Бог, чтобы погодой управлять! Вот и отец Силуан подтвердит!