Бедный Павел. Часть 2

Но здесь вмешался сам Потёмкин, чьё положение в государстве было всего на ступень ниже самих Правящих персон, который остановил военную операцию и лично прибыл с идеей решить этот сложный вопрос. Бригадный генерал Пётр Текели был на отличном счету у наместника, а его бригада была первой такой частью постоянного формирования в армии Румянцева. Неудивительно, что фельдмаршал свалил на него проблемы взаимодействия с супругом императрицы, миссию которого он не одобрял. Текели должен был принять на себя удар в случае неудачи переговоров.

Пётр Абрамович пребывал в бешенстве, пусть и тщательно укрываемом от окружающих. Он уважал Потёмкина, считая его своим боевым товарищем, с которым вместе проливали кровь в войне с турками, но не одобрял риска, что тот брал на себя в этом деле. Казаки, по его мнению, должны были быть просто жёстко наказаны, чтобы не вызвать проблем с другими подданными империи, а Потёмкин желал решить дело миром.

Да и Текели просто боялся за боевого друга, который мог быть убит запорожцами, а Потёмкин был именно его другом, да и вероятным покровителем в карьере. Столько слов было сказано в попытках уговорить Григория оставить столь опасные мысли, но решение супруга императрицы было твёрдо — коли уж сама Екатерина Алексеевна не смогла принудить его к оставлению столь опасной затеи, то и горячему и храброму сербу было такого не совершить.

И вот теперь Потёмкин в компании всего нескольких человек в слепящем блеске орденов и позументов отправлялся в Сечь. Вместе с ним в опасное путешествие отправился старый казак Афанасий Метельский, который, будучи одним из руководителей тайной экспедиции Императорского приказа, всё же помнил о своём происхождении и твёрдо решил не оставлять проблему Сечи без внимания. Ещё двумя членами отряда стали молчаливый гайдук, приставленный для охраны Потёмкина, и молоденький ординарец.

Кортеж спокойно проехал до ворот Сечи. Казаки двери открыли не сразу, а только после долгих споров. Потёмкин со товарищи оказали внутри крепости, могучие створки за ними захлопнулись, и наступила неопределённость. Текели всё больше волновался и уже просто бегал кругами, ожидая развития событий. С Потёмкиным было обговорено, что у того есть четыре часа на уговоры, а вот отсутствие вестей от делегации более этого срока означают проблемы и большие. Вот тогда Текели должен был штурмовать Новую Сечь.

Почти вся его бригада была здесь, только один полк остался в Подолии, и вот сейчас артиллеристы не отходили от орудий, коротко переговариваясь между собой, егеря выбирали себе цели на стенах Сечи, а гренадерские и пехотные роты готовились к штурму.

Пётр Абрамович нисколько не желал той битвы, привыкнув считать казаков боевыми товарищами, но был готов к ней. Текели применил свой недюжинный военный талант для подготовки к возможному сражению. Генерал молился за успех переговоров, но боялся худшего. Ему не пережить этой битвы. Он так решил — не желал Текели получать упрёки в смерти Григория Александровича, да и себя он уже корил, и страдать от мук совести было выше его сил.

Наконец время вышло, а сигнала из города не поступало. Текели, перекрестившись, извлёк саблю из ножен и собрался было отдать команду артиллерии на открытие огня, но его в последний момент прервал молодой адъютант, что стоял на стене:

— Смотрите, всадник! — и действительно из ворот крепости выехал человек, однако ехал он очень странно, виляя из стороны в сторону, словно раненный, он пытался взмахами руки привлечь к себе внимание, но получалось это у него не очень, видно было, что подобное действие даётся бедняге весьма тяжело.

Текели зашипел сквозь зубы:

— Похоже, что он ранен. Зараза! Братцы! Ежели, кто в него со стороны Сечи захочет выстрелить — огонь без команды! Он должен добраться до нас!

Всадник между тем приближался. Наконец, его стало отчётливо видно — это был ординарец Потёмкина, молоденький немец из бывшего эстляндского, а ныне из поволжского дворянства — Иван Эссен. Стало понятно, что состояние гонца вызвано отнюдь не раной, а крайней степенью опьянения.

Егеря подхватили его, аккуратно стянули с коня и поставили перед своим генералом. Иван мотал головой как лошадь, сла́бо мычал и пытался хоть как-то прийти в чувство, чтобы доложить Текели о происходящем в Новой Сечи, но вытолкнуть хоть слово изо рта у него не получалось. Наконец, его облили холодной водой, и он нашёл в себе силы прийти в чувство.

— Всё в порядке, господин генерал! — выдавил Эссен из себя, — Григорий Александрович пьяны, казаки все пьяны тоже! Они сдаются!

— Потёмкин жив и здоров? Сечь сдаётся? — молодой человек говорил довольно путано, язык его заплетался, и Текели не был уверен в смысле его лов.

— Обязательно! — ординарец снова потерял контроль и обвис на руках солдат.

— Братцы! Казаки сдаются! Битвы не будет! — с облегчением закричал генерал. Раздался радостный гомон солдат, никто не желал воевать со своими.