Бедный Павел. Часть 2

— Ну? Ну? Никита Иванович! Вы же мастер слова! Говорите же!

— Я… Я виноват! Прошу простить если не меня, то хотя бы людей, верных мне, брата моего! Которых я обманул… — снова финт Орловых? Кто-то сообщил ему, как размягчить меня? Неужели братья болтливы? Сделал себе зарубку — проверить.

— Так, ну что же, значит, вы всё-таки признаёте, что обманули множество людей, которых я сейчас, по чести, должен был бы казнить. Так скажите мне, казнить ли мне их?

— Нет, Ваше Императорское Высочество, я прошу… Прошу Вас… — голос его наливался силой — Прошу Вас простить их и винить в этом преступлении только меня! Я обманул их! Обманул их всех!

— Что же, даже брата своего?

— И даже Петра! Я единственный виновный в этом! — на сей раз я не стал продолжать обличать его, а начал ходить по кабинету. Он несколько раз пытался говорить дальше, причмокивал губами, пытался набрать воздух, но у него ничего не выходило. Так что, я взял кувшин и стакан, стоявшие на столе, и протянул ему.

— Пейте, несчастный! — тот схватил воду и жадно начал пить стакан за стаканом. Я же продолжал в задумчивости ходить по кабинету, не обращая на него внимания. Выпив весь кувшин, Никита Иванович нашёл в себе силы продолжить свои речи.

— Я прошу извинить меня, Ваше Императорское Высочество, за то, что не оправдал Ваше доверие! За то, что я именем Вашим попробовал прикрыть своё желание возвыситься! Я считал, что поступаю так во благо империи! Я…

— Вы, милостивый государь, — прервал я его, — всего лишь хотели получить личную власть! Об этом рассказали Ваши соучастники, которых я слышал своими ушами! Вы, дорого́й учитель, обещали своим родным и близким небывалое возвышение! Вы, душа моя, стремились к обладанию престолом! То есть в Ваши планы, драгоценный мой, входило двойное цареубийство! Не только матери моей, но и меня самого! Меня! Пусть и позже! Что же мне делать вот с этим? А? — я повернулся к нему, он попытался отвести взгляд, но тогда я закричал: — Смотри мне в глаза, ничтожество! Говори! Ну! — он побледнел, но нашёл в себе силы ответить:

— Вина́ моя безмерна, и я достоин смерти! Но я…

— Молчите! — я смягчил тон, — Молчите, Никита Иванович! Молчание сейчас лучший способ что-то объяснить и смягчить мой гнев. Вы полагаете, что мне необходимо казнить Вас?

— Я считаю, что это будет справедливая кара для меня недостойного!

— Известно ли Вам, любезный, что Вы сотворили с государством нашим своим мятежом? Известно ли Вам, что я теперь не могу доверять своим дворянам? Ибо в голове каждого из них, возвышенного мною и допущенного мною к престолу, могут начать бродить такие же мысли… Известно ли Вам, что Вы вызвали у европейских держав убеждённость в возможности победы над нами? Известно ли Вам, что те люди в Европе, которым Вы доверяли и уверяли всех нас в обоснованости подобного доверия, воспользовались нашей слабостью, чтобы попытаться нанести потери империи?

Вот, посмотрите, что рассказал Ваш верный конфидент, граф Строганов. — я протянул ему бумаги, — Посмотрите, он также лелеял мечту о престоле, и даже англичане, которым Вы столь безмерно доверяли, хотели и Вас, потом заменить — вот на него! Они собирались посадить на престол русский своего ставленника, и Вы отнюдь таковым не были! А пруссаки, которых вы боготворили, вознамерились, пользуясь неустройством нашим, отхватить себе Польшу! Что бы Вы потом с этим со всем делали? Расскажите мне, драгоценный Никита Иванович, какие были Ваши дальнейшие планы? — тот нервно теребил верхнюю пуговицу камзола, явно стремясь освободить горло.

— Выпейте ещё воды! — резко сказал я ему, — Вы, который считал себя хитрейшим и умнейшим! Умудрились затеять столь большой беспорядок в государстве нашем, который легко мог ввергнуть нас не только в братоубийственную свару, ибо я никогда не принял бы власть и корону из рук человека, что убил мою мать! А ведь она правила страной, не нарушая её внутреннего спокойствия! Так ещё на государство наше обрушились бы и удары внешние от тех стран и людей, которых считали Вы вернейшими союзниками нашими! На содействие которых Вы полагались!

Вы понимаете, что действиями своими, если бы они увенчались успехом, именно Вы погубили бы Россию? Вы, человек, который всегда говорил мне, что он верен престолу и государству! Вы? Каково? — первый раз в своей жизни я видел, что Панин просто подавлен моими словами. Всё подталкивало его к тому, чтобы признать свою собственную неспособность в делах великих, которые он всегда считал для себя предназначенными. Я продолжил: