Бедный Павел. Часть 2

— Ладно-ладно! Он потребовал с меня выкуп, а я не смог его заплатить — уж больно много запросил! И мой брат Теван пообещал Мехмету сдать своего подельника — твоего хозяина, который должен был прибыть с грузом драгоценных товаров!

— Так ты брат этого Тевана?

— Да! А благодаря твоей внимательности и прыткости твоего хозяина эта афера провалилась! Тогда этот Мехмет просто продал нас инглизам, которые искали матросов! Вот ничтожество! Даже я дал бы ему много больше за свою свободу!

⁂ ⁂ ⁂

— Ты, Ваня, муж, конечно, справный! Добрый муж! Ты, вона, и яровой пшенички богато собрал, сам-девять[57] получил, а я-то едва сам-шесть, хотя у себя в Ликурге[58] — то сам-два только и растил! А картофель этот…

— Фролка, ты уже хорош меня нахваливать! Чай твоего сына крестим, а тут себя словно женихом чувствую! — Никитин захохотал и стукнул по плечу своего соседа Фрола Балязина, что поселился у них зимой, приехав вместе с непраздной жёнкой из-под Костромы по переселенческой повинности. И вот сейчас аккурат после жатвы, в октябре 1774 народился у него сынок — первый рождённый в Никитинке человек.

Отец Лаврентий, прибывший вместе с женой крестить младенца, получившего имя Лука, не мог нарадоваться очередному прибавлению в семьях уже местных крестьян. Роды были нелёгкие и, если не матушка Леонида, которая имела навыки повитухи, полученные в церковной школе для жён священнослужителей, глядишь и не явился бы на свет Лука Фролович. Теперь именно она по праву стала крёстной матерью нового человека.

На крестинах пили мало, но Фрол был пьян и без вина́, болтал непрерывно, щедро разливая комплименты, то Ивану — старосте Никитинки, который бросил всё и привёз матушку Леониду на роды. То своему лучшему другу и соседу Михаилу Молдаванину, который не пожалел на крестины небольшой бочонок вина́. То отцу Лаврентию, что сам приехал на праздник, а то и прочим своим соседям.

— Ты, Фролушка, не болтай! Твой праздник, твой сын, твои гости! Сколько угощения на столах стоит! Когда такое было-то?

— Почитай, никогда не было, Ваня! Как в сказке ведь! — конечно, подобные столы были редкостью в крестьянской жизни — и пироги, и каши, и картофель, и овощи, и разная рыба — всё благодаря дружным соседям.

В новых деревнях складывались сплочённые общины, в этом была заслуга и бывших солдат, которые составили первоначальный костяк населения, они-то привыкли все делать вместе. И русских крестьян, что приходили на землю сразу вслед за отставниками, для которых община была единственным привычным способом существования. И даже переселенцев из Прибалтики и западных стран, которые просто не могли бы понять правил жизни на неизведанных территориях без поддержки местных жителей. Как без помощи соседей вспахать целинные земли, построить дом, научиться топить печь углем и так далее?

— Вань, а куда хлебушек денем-то? Ты человек ловкий и сметливый! Что ты думаешь-то? — пошли, наконец, серьёзные разговоры. Урожай был хороший, да что говорить — такого количества пшеницы с одного надела не видел ни один крестьянин, а при этом ещё была картошка, а уж про овощи и сено и говорить не приходилось. Оброка с государственных крестьян не брали первые два года, а подушного налога так целых пять лет и всё выращенное оставалось в их распоряжении.

— Ну, люди добрые! Я сам пока не решил, а давайте-ка у отца Лаврентия спросим — он больше всех о порядках знает! — батюшка приосанился, погладил бороду и начал:

— Тут, чада мои, всего три пути вижу: первый — всё съесть, али пропить! — народ весело загудел. Священник явно шутил, и шутка удалась. Пётр из Прибалтийского генерал-губернаторства разъяснял смысл происходящего ещё очень плохо понимавшему русский язык албанцу Адриану, батюшка не продолжал свою речь, ожидая, когда они закончат. И снова начал после хохота понявшего смысл шутки бывшего турецкого подданного.

— Второй путь — продать казне. Те же государевы амбары, откуда вы получали семена, готовы купить у вас любую снедь, да и овёс с сеном возьмут. И третий путь — думаю, что скоро поедут купцы, будут скупать или менять урожай.

— И какой путь лучше, батюшка? — робко спросил Пантелей Гагарин.

— А вот не знаю! Только по опыту своему скажу — менять лучше не стоит. Оно, всегда, кажется, что так проще, но поехать в тот же Белый городок и там всё купить на всех соседей — всяко выгоднее. Вот! — все загудели, обсуждая слова отца Лаврентия. Приобрести всякого инструмента, одежонки, даже скотины, вдобавок к выданным казной — у каждого была какая-то заветная мечта.

— Смотрю, отче, матушка опять непраздна? — Иван, не любил бесполезных сейчас фантазий, и продолжил разговор с Лаврентием уже наедине, отведя его в сторону.

— Глазастый ты, Иван, вот никто ещё не заметил, а ты уже! — засмущался священник.

— Так я и не говорю никому, вот только тебе! — спокойно улыбнулся Никитин.

— Что, и Татьяне своей не сказал? — хитро глянул отец Лаврентий.

— Так это она заметила! — засмеялся крестьянин, — Когда твоя Леонида её осматривала.

— Вот оно что? И когда вы ждёте дитя?

— Да где-то к ноябрю и у нас прибавление будет, отче.