Бедный Павел. Часть 2

— Чего тебе, бербер?[80] — Вардана, когда они пытались торговать с алжирцами, умудрились перепутать с бербером, и теперь он предпочитал, чтобы его называли именно так.

— Ты слышал, что сегодня вечером мы должны пристать к берегу? У капитана есть на примете местный вельможа, который готов продать нам негров в обмен на наш груз!

— Боже мой, Вардан, есть ли хоть одна тайна у капитана, которую ты не знаешь?! — тот в ответ только захохотал. Он по праву гордился, что, благодаря своей болтливости и способности к языкам, стал личным слугой капитана и даже его брадобреем. — Куда мы двинемся потом, бербер?

— Капитан слышал, что в Вест-Индии у испанцев остро не хватает рабочих на серебряных шахтах, наверно туда их повезём!

— Господи, твой Картрайт лезет в каждую дырку, где есть шансы заработать! А мы-то когда отдохнём?

— Ха, Ивайло, ты хочешь снова недельку посидеть под замком в трюме? Капитан тебя на берег не отпустит! Он заплатил за тебя полновесным серебром, а ты всё пытаешься убежать!

— Я хочу домой! — медленно произнёс Попов, — Я уже год не видел жену, я даже не знаю, кого она родила — девочку или мальчика! Я хочу домой!

— Брось, парень! Ты же понимаешь, что если даже капитан тебя отпустит, то ты не доберёшься до своего Чёрного городка?

— Я всё равно вернусь домой, бербер! У меня любимая жена, у меня семья, у меня дом! Тебе-то хорошо, ты вдовец, ты не скучаешь по своему очагу!

— Да, не скучаю! У меня там только братец остался, а он меня бросил! Хотя мог догнать этого англичанина… — на такой грустной ноте приятели разошлись. Ивайло пошёл спать, понимая, что вечером его снова ждёт работа, а Вардан побежал к капитану, тому что-нибудь могло понадобиться.

Вечером, когда в сумерках их Ориоль скользил по ровной глади залива к берегу, бывший судовладелец снова окликнул Ивайло:

— Что ты такой грустный, русский? Опять увидел свою Райну во сне?

— Полено ты бездушное, Вардан! У меня плохое предчувствие! Точно так же было, когда в Стамбуле мы шли навстречу с твоим братцем. Ты вот не жалеешь, что вы такое затеяли? Только я вот чувствую, что, даже если бы я тогда ничего не заметил, хуже бы мне не было — небось тоже продали бы в матросы, а?

— Не жалею! Я ещё тут пробьюсь! — армянин горделиво повёл плечами, — А что тебе не так-то сейчас?

— Да, балбес твой Картрайт! Идёт в неизвестность, а он наблюдателей не выставил, да у пушек никого нет. А вдруг там засада ждёт? Как нас тогда в Стамбуле… — и Ивайло, мрачно сплюнув, ушёл. Вардан замер, задумавшись, постоял так с минуту, а потом бросился к капитану. Что-то ему сказал, тот, поморщившись, отмахнулся, но армянин не успокоился, начал что-то ему доказывать, размахивая руками. И наконец, Картрайт, скорчив недовольное лицо, приказал зарядить картечью пять орудий, стоявших на бриге.

Именно это спасло их, когда во время переговоров под прикрытием темноты к Ориолю понеслись лодки, набитые вооружёнными чернокожими. Ночь была безлунной, и выдали нападавших только немногочисленные всплески вёсел, суматошный вскрик задремавшего на марсе[81] наблюдателя, которому эти звуки что-то напомнили, и неумелые действия канонира[82]. Пушка на борту неожиданно выстрелила, и вспышка раскрыла тайну нападавших.

Картрайт, увидев десятки лодок, яростно закричал, Вардан с рёвом открыл огонь из пистолетов по переговорщикам, а артиллерия брига — по атакующим. Ивайло схватил топор и перерубил якорный канат, благодаря Бога за то, что капитан не приказал поставить и второй якорь. Марсовые[83] матросы, воя от страха, подняли парус. Бриг медленно начал отходить от берега. Нападавшие, попав под обстрел артиллерией, разворачивались и исчезали в темноте. Конец схватки на палубе положил Ивайло, раскроив сзади топором голову вооружённому двумя огромными ножами негру.

— Молодцы! — прохрипел Картрайт, раненный в плечо, — Вот только что нам теперь делать? Куда нам, чёрт побери, деть это тряпьё и ружья?

⁂ ⁂ ⁂

Манифест «О казачьей пограничной службе» прошёл хорошо. Потёмкин умудрился удовлетворить большинство запросов, и не разорить этим казну. Казаки получали уверенность в довольствии, приобретали обязанность охранять границы империи и выступать в качестве иррегуляров в случае войны. Образовывались Войска с собственными Уставами и управлением, башкиры тоже получали своё. Калмыки, бедняги, из-за глупой степной войны не дождались. Их осталось мало, и они разделились уже на четыре враждующие части.

Но камень с души у меня упал. Обещание я сдержал. И спокойствие на окраинах было установлено. Освоение наместничеств шло хорошо, переселение дворян из Прибалтики, Малороссии и Молдавии соответствовало ожиданиям. Всё было бы неплохо, но вот личные дела расстраивали.

Отношения с Прасковьей меня серьёзно волновали. Сестрёнка Машенька зимой снова болела, мама нервничала. Врачи советовали сменить ей климат.

Мы сидели с Екатериной Алексеевной, Гришей и Машенькой. Прасковья не любила Петергоф и под любым предлогом избегала поездок туда. Такие семейные посиделки. Мама с супругом переживали и изливали свои страдания на мою голову.