Глупость, конечно, большая — основными материалами в производстве чугуна и стали сейчас были железная руда и древесный уголь. Древесный! Каменный в этом процессе не был задействован вообще, так как в нём много всяких вредных для конечного продукта элементов. То есть если сейчас просто использовать для изготовления железа каменный уголь, то на выходе будем получать продукт мусорного качества, из которого что-то изготовить было бы невозможно — результат будет ломаться, рассыпаться и так далее. Поэтому для производства использовали только древесный уголь, то есть для металлургии нужен был ещё и лес, много леса.
Я же помнил про громадную стальную индустрию Приазовья в моём бывшем мире. И лес здесь сейчас был, но очень мало, и расходовать его для выплавки металла — нерационально. Однако в наместничестве в изобилии был каменный уголь, но мы не умели его использовать для производства железа. Такая технология была только в Англии, но она была слишком сложна и пока использовать её вне самой Великобритании не получалось. Я, конечно, ориентировал на её изучение всех, кого только мог и Ивана Эйлера, и свою разведку, и даже молодых людей, которые уезжали в Европу учиться металлургии. Но пока это не давало результатов.
Правда у нас была отлично разработанная ещё Ломоносовым технология так называемых пламенных печей, в которых топливо горит за стенкой, передавая расплаву только тепло. Да, Михаил Васильевич, такую печь применял для изготовления фарфора и стекла, но идея адаптировать её для плавки уже несколько лет владела умами моих металлургов, и результат должен был вот-вот явить себя.
Так что, я решил рискнуть и, не дожидаясь завершения этой работы, отдал приказ. Берг-Коллегия провела изыскания, и на уже разрабатываемых угольных копях на речке Саксагань мы будем закладывать металлургический завод, куда чугун и железо должны будут поставляться с Урала. Пока там мы будем пытаться строить новый центр металлообработки. Тула не должна оставаться единственным нашим промышленным районом в этой отрасли.
Слишком многое увязло именно в металле. Даже полевые кухни, которые были высоко оценены в армии, производить было тяжело — слишком дорого и мало, да и с глиняными горшками в консервном производстве мы возились не от хорошей жизни. Сырья у нас в металлургии делали довольно много, а вот перерабатывали ничтожное для нас количество. Ситуация стала меняться с открытием в Туле сначала одного, а теперь уже трёх заводов, в которых была основная доля Императорского приказа.
С самого начала заводы имели заказ на свою продукцию от казны, но казна имела право закупить не более трёх четвертей их продукции — остальное должно́ было продаваться уже частным лицам. Сейчас уже сформировался устойчивый спрос на сельскохозяйственный и строительный инвентарь со стороны помещиков наместничеств, желающих, чтобы их крестьяне получали на своих землях больший урожай и платили им большие оброчные платежи. Но этот спрос мы обеспечивали через Дворянский банк, который кредитовал помещиков, пока только в наместничествах, под залог земель.
Пока нам инструмента хватало, но я предвидел рост его потребления на старых территориях в результате изменения культуры сельского хозяйства, которая должна была произойти позже. А самое главное, мы стояли на пороге перевооружении армии и создания Черноморского флота. Для этого нам должно́ было понадобиться огромное количество оружия. И вот возить его с Урала уже было бы накладно. Я хотел попытаться хоть немного опередить время и за счёт этих военных заказов создать второй металлургический центр именно в Таврии. Но делать на это ставку я не мог — ещё не было технологий и отработанной логистики. Так что основой перевооружения по-прежнему должен был оставаться Урал. А я надеялся…
Кстати, я принял вариант размещения нового завода на Саксагани, потому что мне очень понравилось название поселения углекопов там — Кривой Рог. Это вряд ли было совпадение, и я предпочёл поверить, что в моей реальности здесь размещались металлургические комбинаты не просто так. Кроме того, там уже копали уголь, там жили люди, которые не понаслышке знали о добыче и выплавке металла.
Я ушёл в работу, снова с головой. Отношения с Прасковьей вообще не выстраивались. Изначально мне не видны были с её стороны тёплые чувства ко мне, но и мама говорила да и я сам прекрасно понимал, что для юной девушки, которую оторвали от родного дома и познакомили со своим супругом и его страной всего за несколько дней до свадьбы, это очень сложно. Избранная мною политика заключалась в постоянных попытках бесед с ней и демонстрациях моей любви и заботы. Мною владели искренние надежды на лечение временем.