Бедный Павел. Часть вторая

Камчатка, Курилы, Сахалин пока ещё были свободны. Японцы могли быть только на Хоккайдо, но вот освоение острова, как я помнил, они начали сравнительно поздно и ещё, как следует, там не закрепились. Так что, простор для развития был. Наши поселенцы вполне могли обосноваться на этих землях, обеспечив себе неплохую жизнь, и ссыльные, освоив новые территории, вернули бы уважение и влияние в государстве. Я надеялся, что подобный стимул будет достаточным, чтобы направить энергию мятежников в нужное для государства русло.

Пока мы планировали подготовку к переселению, я ещё много раз беседовал с руководителями проекта, объясняя им эти нюансы. Бывшие заговорщики должны были понимать, что в ином случае, они были обречены на прозябание в нищей провинции или даже голодную смерть, а я не стал бы сожалеть об этом – подобное наказание было достойно их проступков. Только так – победи или умри, других вариантов я для них не видел.

Глава 4

Первого мая был опубликован Манифест Правящих Особ «О наказании виновных в измене». По нему следовало, что все преступники делились на три категории: подлежащие казни через повешенье, отсечение головы и отправляемых на вечную каторгу. Однако, в виде жеста милосердия, все категории подлежали освобождению от указанного наказания, которое заменялось конфискацией имущества, лишением дворянства, чинов и наград, и ссылкой на вечное поселение на Камчатку.

Большая часть подследственных признавалась к заговору непричастными или же частично причастными. Мы не собирались казнить солдат, которые просто выполняли приказы, или же дворян, чья осведомлённость об умысле мятежа не могла быть доказана. Непричастные просто вернулись к обычной жизни, а вот частично причастные – то есть те, кто могли знать о заговоре или были осведомлены о нём и не поспешили в Тайную экспедицию, ставились под надзор и службу, что будет им назначена, должны были нести её до полной отставки и прощения.

И всё равно, почти двенадцать тысяч человек попали под наказание, а если учесть и членов их семей, коим надлежало разделить участь ссыльных, то под наказание попало более сорока тысяч, из которых больше трети принадлежала к дворянскому сословию. Были затронуты почти все центральные губернии, все известные фамилии пострадали. Это был шок. Все замерли, а потом начали судорожно обсуждать, что это – жестокость или милость? Чего ждать от Правящих Особ дальше? Во всяком случае, все сходились на справедливости наказания преступников – казнили только убийц, заговорщиков строго наказали, а невиновных не тронули.

Отправка первой партии ссыльных прошла торжественно. Был обнародован ещё один Манифест «О чаянье исправления подданных наших», в котором мы с мамой указывали провинившимся на то, что эта ссылка есть и наказание их, и способ искупить свою вину, и даже метод достичь достатка и уважения. Пусть эти слова прозвучат официально.

Солдаты, закованные в кандалы, грузились в возке. Среди них были наиболее отрицательно настроенные к власти и особо обиженные результатами неудавшегося переворота люди. Именно их мы намеревались отправить в первую очередь, им предстояло решить первые и самые сложные задачи по обустройству промежуточных лагерей и поселений уже на Камчатке. Они должны были обеспечить более комфортное перемещение и снабжение следующих партий, которые смогли бы уже воспользоваться результатами их трудов. Семьи их должны были отправиться вслед за ними. Солдаты знали об этом, и то, что их старания будут направлены на благополучие их же близких, должно было по моему замыслу послужить более ответственной работе.

Кандалы снимут с осуждённых постепенно: с тех, кто вызовет у охраны большее доверие, – уже после Казани, а с наиболее подозрительных и обиженных – после Иркутска. Дорога от Иркутска до Якутска была уже опаснее, там, бывало, гуляли лихие люди17, а за Якутском шлялись ещё и не до конца смирённые чукчи, с которыми нашим войскам пришлось вести настоящую войну18…

Маршрут был известен, задачи поставлены, ресурсы выделены. Это было отличное испытание для упорядоченной ещё во время войны системы военной логистики. Руководители ссыльных, во главе с Никитой Паниным, были настроены весьма решительно. Мне казалось, что они должны выжить.

Большинство заключённых несли на себе только ручные оковы, а колодки на ногах были лишь у самых дерзких и агрессивных. Кандалы, чтобы не лязгали и не натирали кожу, оборачивали тряпками. Конвоиры допускали такое послабление, жалея переселенцев. Ивашин был отнесён к опасным и теперь, злобно поглядывая на сопровождавших караван солдат, пытался запихнуть лоскут ткани под колодку. Осуждённые только сутки были в дороге, а он уже два раза намеревался затеять драку, так что кандалы ему предстояло тащить на себе ещё долго.