Бедный Павел (СИ)

Пономарёв своевременно получал информацию о планах заговорщиков, причём среди его источников были и слуги Паниных, и солдаты и даже младшие офицеры гвардейских полков. Информация стекалась к Потёмкину, который стал фактическим руководителем верных императрице сил в столице. Быстро поняв, что силы мятежников оказываются слишком значительными, и просто победить их, даже при подходе основных сил Вейсмана, будет сложно, Потёмкин привлёк моих стариков-разбойников во главе с Кошкой. Импровизированный штаб должен был провести целую цепь операций, нацеленных на разделение и ослабление сил заговорщиков.

С помощью агентов и просто сторонников законной власти требовалось затруднить консолидацию войск, в надежде, что все свои действия они будут осуществлять заведомо недостаточными силами. Причём так, чтобы в руководстве заговора до определённого времени не возникало даже подозрения, что ими манипулируют.

Первым шагом стало то, что три роты семёновцев, выступивших к Зимнему дворцу, встретили на пути винные склады. Там эти роты и остались, и никакие усилия офицеров остановить пьянку здесь не помогли, более того, часть офицеров была побита, а несколько из них присоединились к солдатам. Другие отряды мятежников теряли дорогу и не приходили на место встречи вовремя, солдаты отказывались выступать из казарм, офицеры внезапно пропадали и подразделения не выдвигались, кто-то дезертировал, в измайловском полку многие заболели.

Несмотря ни на что, в начале, мятежники захватили Сенат империи, коллегии и большую часть Петербурга — сил для их защиты просто не было. Но Зимний дворец — устоял. Во дворце ещё с лета был затеян ремонт — вопросов не было, здание ветшало. И во время ремонта, вокруг нарыли ям, навалили кучи грунта, досок и прочее. На самом деле, под прикрытием ремонтных работ было проведено укрепление дворца. Фортификацию рассчитали молодые инженеры во главе со старым злобным Арапом Петра Великого, который, конечно, о многом догадывался, но его верность престолу, вернувшего его из небытия, и ненависть к аристократии, что его всячески унижала, были очень велики и утечки информации с его стороны не произошло.

И вот эти гвардейские роты, что всё-таки добрались до дворца, упёрлись в эти баррикады, на которые встали оставшиеся верными престолу армейцы и казаки, причём у них была даже артиллерия, и дальше прорваться не смогли. А на следующее утро в город вошли молодые артиллеристы и инженеры из Ораниенбаума и Ропши, а также к осаждённым, что было весьма неожиданно, присоединились лицеисты во главе с Ломоносовым. Все они были оповещены Захаром, что мятеж происходит от моего имени, но не по моей воле, а против неё.

Ломоносов был очень разозлён попыткой сломать тот порядок в управлении, который он уже долгие годы строил. Он пытался, вспомнив свои молодые годы, встать в первые ряды обороняющихся, и самой императрице его пришлось уговаривать не рисковать. Так же, впрочем, как и Абрама Петровича Ганнибала. Вильбоа тоже горел праведным гневом, но он просто не смог двигаться ускоренным маршем со своими учениками, всё-таки здоровье его было очень слабое.

Емельяна Карпова известие о мятеже застало в Лицее в Царском селе, где он читал лекции. Адъюнкт Императорской академии наук считался человеком не от мира сего, витающим постоянно в математических эмпиреях. Он не сразу заметил, что вокруг все мечутся и громко говорят, но когда заметил…

— Что происходит? — рыкнул громадный математик, поймав за шкирку пробегающего мимо студента.

— Так, мятеж в Петербурге! — придушенно пискнул в ответ тот.

— Какой ещё мятеж?

— Гвардия пошла на Зимний! Свергать императрицу!

— Что? — отпустив несчастного юношу, Емельян бросился к кабинету Ломоносова, который был директором Лицея. Тот был на месте, хотя Карпов застал его собирающимся.

— А, Емельян Кузьмич! Вы что хотели?

— Михаил Васильевич, я хотел бы узнать, что происходит? Мятеж? — Ломоносов оценивающе посмотрел на математика, кивнул про себя и ответил:

— Мятеж! Пойдёмте со мной, я буду говорить со студентами — там всё узнаете, времени мало.

Они вместе вышли в большую залу, где собрались галдящие студенты и преподаватели, которые в этот час оказались в Лицее. Ломоносов привлёк их внимание, дождался тишины и произнёс речь, об измене в Петербурге, об обмане заговорщиков, о том, что Наследник спешит в столицу с войсками на помощь матери и о том, что он сам тоже отправляется туда на защиту императрицы.

Никто из студентов и преподавателей не высказался в поддержку аристократов и гвардии, напротив, прозвучали призывы немедленно, в составе учебных рот, которые были уже несколько лет введены в Лицее, отправиться к Зимнему дворцу. Академик поднял руку, дождался тишины и сказал: