Бедный Павел

Братья Орловы собрались в своем доме в Петербурге. Они не могли в последнее время встретиться все вместе и обсудить ситуацию, но теперь это было необходимо, и каждый бросил все дела и прибыл на встречу, на которую их вызвал старший брат, Иван.

Все братья заходили, приветливо кланялись старшему брату и садились по его знаку за стол. Сидели молча, пока не приехал последний и Иван не начал беседу.

— Итак, братцы, что делать будем? Алексей?

— Делать нечего, только драться, ещё денек и сожрут нас. В Березово[9] не хочу!

— Кто по этому поводу ещё что скажет? — Иван обвел взглядом братьев. Никто не высказал намерения противоречить словам Алексея, — Что ж, ясно, решили! Как будем действовать? Какие карты у нас в игре? Григорий?

— Императрицу я беру на себя! Ей тоже отступать некуда. С нами Панины и Разумовские!

— Прекрасно, а войска что?

— Измайловцы с нами!

— И это всё? — руку поднял Алексей, прося слова. Иван кивнул:

— Говори!

— Семеновцы[10] почти наверняка, Преображенцы[11] почти все, Конная гвардия — скорее всего. Никто против нас в Петербурге не пойдет — задавим.

— Голштинцы[12]?

— За Петра, но одни они вряд ли смогут что сделать.

— Что надо для начала, Алексей?

— Деньги и вино в достатке, офицеров все мы знаем, надо бежать и поднимать людей.

— Всё, начинаем?

— Есть вопрос. — Алексей поднялся из-за стола. Получил кивок Ивана, хлебнул из бокала и решительно произнес:

— Наследник. Он опасен. За него слишком многие. Чуть позже он станет опасным игроком, который нам наверняка будет мешать. Мешать Григорию стать императором так уж точно.

— Что ты предлагаешь? — взгляд Ивана стал черным и пронизал Алексея насквозь.

— Надо его убрать! В шуме бунта никто не заметит, кто это сделал. Победа всё спишет. Потом его охранять лучше будут и спрятать следы будет сложнее.

— Гриша, что ты думаешь?

— Я Алексея поддерживаю! Мне он только мешает! Катька без него вся моя будет! С рук у меня есть будет!

— Братья? — обратился Иван к младшим.

— Мы как ты, братец, скажешь!

— Как ты, Алеша, это сделаешь?

— У меня есть дружок в Преображенцах, мне верен. Он всё сделает. Только тебе, Гриша, нужно будет от своей Катьки письмо получить, что, мол, этим людям Павел может довериться.

— Я не уверен, Алеша! Она, может, не довериться в таком деле — любит она его! Пошлет кого из измайловцев…

— Мы с тобой вдвоем её уговорим. По дороге обсудим как. Так можно, Ваня?

— Хорошо, так и поступим. Имена и обстоятельства знать не хочу. Пусть, мы не будем знать подробностей! — братья кивнули, принимая решение старшего брата.

— Итак! Алексей и Григорий — к императрице, Федор — к Разумовскому, пусть Измайловцев поднимает, потом к Конной гвардии. Владимир к Семеновцам, я сам к Преображенцам. Сбор к утру у Летнего дворца. Помолимся, братцы за успех! — братья повернулись к иконам и начали молитву.

Орловы подняли Преображенцев и Семеновцев, Разумовский своих Измайловцев, вахмистр Потемкин сагитировал конногвардейцев. Синод и Сенат стараниями Панина, Разумовского и Левшина были за нас. Григорий Орлов вывез маму ночью из Петергофского дворца в Петербург.

Я был в Царском селе. Естественно, что я ничего не знал об этих событиях и преспокойно улегся спать. Ночью меня разбудили и просветили. За мной примчались Преображенцы во главе с поручиком Чертковым, чтобы доставить меня в Петербург.

Признаться, я был удивлен, что не приехал кто-то из Измайловцев. Если уж не сам младший брат Алексея Григорьевича Разумовского — Кирилл, так хоть кто-то из его приближенных, с которыми я был знаком. Но при них было письмо от мамы, так что я быстро оделся, взял с собой пару гайдуков[13], которых мне уже с полгода как любезно предоставил Разумовский и поскакал в Петербург.

Емельян Карпов был доволен своей судьбой. Ну, сейчас уже был доволен. А вот раньше… Когда год назад на его брата Михея выпал жребий в рекрутчину[14], отец их Кузьма — сельский кузнец, человек богатырских статей — почти сажень ростом, но тихого нрава. Так вот, отец твердо определил, что Михею служить никак не возможно — только женился, а женка его уже на сносях ходит. Денег на наём замены у них не было — откуда такие деньжищи, крестьяне же. Так что идти в рекрутчину выходило Емельке.

А что, тот к кузнечному делу, в отличие от старшего брата, тяги не испытывал, крестьянствовать тоже не стремился, даже невесты у него не было… Ходил Емеля то молотобойцем у отца и брата, то в деревенских пастушках. Не то чтобы дурачок, но какой-то неспособный к нормальной крестьянской жизни. За что не возьмется, ничего не выходит. Только молотом лупить со всей силы и мог, а это в деревне не часто и требуется.

Так что в рекруты ему судьба была пойти. Он и пошел. Обнял на дорогу родителей, помахал кулаком пред носом брата: как же, коли вместо тебя иду, так должен ты так жизнь прожить, чтоб все обзавидовались! И оставил своё сельцо Колядино навсегда.