Пришлось пройти два караула: сначала измайловцы выслушали, кто он такой и куда идёт, а потом какие-то гайдуки все карманы ему вытряхнули. Это его ещё больше вогнало в тоску.
— Капрал Еремей Сидоров? — за столом в небольшой комнате сидел человек с широкими плечами и очень внимательным взглядом.
— Так точно, Ваше Императорское Высочество! — понял, кто перед ним, капрал.
— Еремей Иванович! — вот это было потрясающе. Он, сын дьячка московской Пятницкой церкви, и к нему обращается, как к дворянину, сам Наследник! — Вы совершили подвиг, который оценила вся армия, и достойны высочайшей награды, которую я могу Вам предложить. — Наследник взял со стола документ и протянул капралу. Тот ошарашенно увидел патент, дарующий ему чин прапорщика.
— Я — дворянин?! — Ерёма не мог подобрать слов, он впал в ступор и словно окаменел, не веря в происходящее.
— Безусловно, Еремей Иванович! Дворянин! — мягко улыбнулся наследник. — Вы довольны?
— Я? Я! Да я…
— Вы успокойтесь, Еремей Иванович, упокойтесь! Водички вот попейте. — Ерёма схватил глиняную кружку с водой, стоявшую на маленьком столике в углу, и припал к ней, пока не выпил всю. — Итак, душа моя! Какие у Вас планы на дальнейшую жизнь?
— Я не знаю, Ваше Императорское Высочество! — чётко выговорил новоиспечённый прапорщик, — Я много думал, но теперь, я, наверное, смогу стать и чиновником в какой-нибудь коллегии, дворянин как-никак.
— Вы хотите этого?
— Нет, Ваше Императорское Высочество! Я никогда не стремился в чиновники. Я хотел быть солдатом, стать когда-нибудь дворянином. А теперь…
— Не хотите, значит, чиновником. Хорошо! Я наслышан, что Вы в корпусе не особенно любили математику, хоть и успешно сдали экзамен. Но при этом любили иностранные языки, Вам даже директор корпуса выдавал разрешение на посещение лекций по языкам на офицерских курсах.
— Да, Ваше Императорское Высочество! Языки мне всегда легко давались, а математика не моё.
— Иоганн Хоффман, преподававший у вас немецкий, утверждает, что Вы безупречно знаете немецкий. Как баварец он слышит в Вашей речи исключительно баварца.
— Да, это так, мне не раз говорили, что у меня исключительный верхне-баварский выговор.
— Я также слышал, что Ваш английский также безупречен.
— И голландский, Ваше Императорское Высочество!
— Очень хорошо, Еремей Иванович! Как Вы отнесётесь к моей просьбе, пока не показывать Ваш патент никому?
— Я не понимаю…
— Не волнуйтесь, душа моя! Я, не хочу огорчать Румянцева и идти против его решимости не давать дворянства подлому сословию. Но сам я такого не приемлю — дед мой, Пётр Великий, давал дворянство верным и нужным людям и я так делать считаю нужным и правильным. Те же Ягужинский[89]
, Ганнибал[90], Шафиров[91] и даже Меншиков[92] славу Российскую приумножили! Документы Вы это предъявите в Санкт-Петербурге, где академик Ломоносов определит Вас в Университет. А вот дальше, я хотел бы предложить Вам вот что…Еремей Сидоров имел явные способности к языкам, всего за три года обучения в унтер-офицерском классе артиллерийского корпуса он выучил целых три, проявив большое стремление в их изучении, и говорил на них без малейшего акцента. При этом он считался очень неплохим артиллеристом и хорошим техником, однако нелюбовь к математике ограничивала его развитие в науках. Во всяком случае, такую характеристику мне прислали из корпуса.
Сидоров был умён, храбр, честен и верен. Он уже был молиться готов на меня лично и империю. Новоиспечённый прапорщик был идеальной кандидатурой для агента промышленной разведки, которой у нас системно пока не было. А вот острая надобность была. Нужны были технологии металлургии, машинной обработки металлов, лёгкой промышленности. Сами бы мы их, конечно, разработали — но время, время. Его не хватало.
Так что я его уговорил. Конечно, уговорил. Стать моим личным агентом для Сидорова было не просто пределом мечтаний, а чем-то далеко выходящим за эти границы. Ломоносов смог направить его в столь любимый самим академиком Марбург, в качестве студента. А дальше Еремей был баварцем, англичанином и даже пруссаком, и вернулся на Родину только через долгие двенадцать лет.
В том же направлении отправились ещё три капрала и один подпоручик, которые и создали основу новой разведывательной сети, о коей я давно думал.
Давыдова и казаков с башкирами у меня, конечно, забрали. Зачем они мне посреди армии? Зато рядом снова был Потёмкин. Он часто сопровождал меня, мы много разговаривали, иногда выпивали. Я довольно близко сошёлся с генерал-майором Отто Вейсманом. Как-то Отто зашёл к Потёмкину, когда мы сидели у него, да и остался отдыхать с нами. Весёлый, честный и энергичный человек. О нашей троице уже начали анекдоты в армии рассказывать.