А каков был строитель! Когда Гней Эдий принялся перечислять храмы, портики, акведуки, общественные бани, воздвигнутые самолично Агриппой или под его руководством сооруженные другими людьми — Марцием Филиппом, Луцием Корнифацием, Азинием Поллионом, Мунацием Планком, Корнелием Бальбом, Статилием Тавром, — одно это перечисление заняло у него немало времени. А Вардий еще стал описывать различные новые технологии, которые Марк Випсаний настойчиво внедрял в нашу архитектуру. Ну, например, велел строителям смешивать цемент не только с водой и песком, но также со щебнем и гравием, и из этого нам непривычного, но крайне прочного и удобного материала возводить стены строений… А карта Агриппы, огромная карта, высеченная на мраморе в портике Аргонавтов, на которой были указаны все римские владения — это восьмое и воистину римское чудо света!
Кипящий энергией, сокрушающий яростной решимостью, не знающий усталости, ничего не страшащийся и не признающий границ для своих замыслов и намерений — таков был Марк Випсаний Агриппа, новый муж Юлии, дочери принцепса Августа.
VIII.
Вардий подробно описывал достоинства и достижения Агриппы, словно хотел отсрочить рассказ о том, как Юлия и Агриппа жили в своем супружестве. Когда же я об этом сам спросил, Гней Эдий сначала захихикал, а потом мне подмигнул и ответил:— Как жили? Жили регулярно… Через год Юлия родила своему мужу Гая Цезаря, через два года — Цезаря Луция, а еще через два года — девочку, Юлию Младшую. И с каждыми родами всё хорошела и хорошела…
Но Агриппа часто отсутствовал: сначала проконсульствовал в Сирии, затем покорял Кантабрию, потом устремился в Галлию, когда туда вторглись германские племена, а после отправился в Винделику и в Ретию и подвизался там чуть ли не целый год, пока его не сменил Тиберий.
И даже когда бывал в Риме, с раннего утра и до позднего вечера пропадал либо на одной из многочисленных строек, либо на Марсовом поле среди солдат, либо в курии в сонме сенаторов, косноязычно, но яростно поддерживая предложения и решения своего великого друга, Цезаря Августа, принцепса и пожизненного трибуна.
— Пень и роза! Какое тут может быть соответствие?! — неожиданно воскликнул Вардий.
И продолжал:
IX.
— В год покорения ретов и винделиков Агриппа отправился в длительную поездку по Сирии и Палестине. И тут выступил на сцену Семпроний Гракх — аристократ высшей пробы, богатый, разносторонне образованный, красноречиво-остроумный, изысканно-ироничный.Юлия и Гракх стали встречаться, соблюдая все необходимые меры предосторожности. Но когда Август вернулся из Галлии, ему, понятное дело, доложили. Улучив момент, когда они остались наедине с дочерью, Август пристально глянул на Юлию и тихо сказал: «До меня дошли слухи, что ты часто встречаешься с Семпронием Гракхом».
«Меня многие молодые люди окружают. Не только Семпроний», — невозмутимо ответила Юлия.
«А тебе не кажется?..» — осторожно начал Август. Но дочь его перебила:
«Не кажется. Я уже четвертый месяц беременна твоим новым внуком или внучкой».
«А муж твой об этом знает?» — спросил Август.
«Да, знает. О своей новой беременности я узнала перед самым его отъездом и поспешила его обрадовать».
На том разговор и окончился. А Юлия теперь уже не таясь стала встречаться с Гракхом и с некоторыми из его приятелей, например, Клавдием Пульхром, Корнелием Сципионом и Квинтием Криспином…
Ребенок родился на следующий год. Это была девочка. Ее долго никак не называли, потому что отец ее еще не вернулся с Востока, вместе с иудейским царьком Иродом странствуя по Киликии, Памфилии и Азии. А когда наконец возвратился, то велел наречь ее в честь себя Агриппиной: дескать, в отличие от прежних его детей от Юлии, эта девочка уже сейчас на него похожа, и, дескать, довольно Цезарей и Юлиев.
Докладывали ему о Гракхе или не докладывали, история умалчивает. Во всяком случае, Марк Випсаний Агриппа ни разу не выразил своих подозрений, малышку Агриппину всегда выделял из прочих своих детей и часто шутил, что ее-то он ни за какие деньги не продаст Августу, как продал своих сыновей, Гая и Луция…В консульство Фурния и Силана, незадолго до Юбилейных игр, Август усыновил двух своих внуков, то есть, по древнему обычаю,
Вот вкратце те сведения, которые мне удалось избирательно почерпнуть из рассказов Эдия Вардия о войнах Октавиана и Марка Антония, о правлении Августа с момента его возвращения из Египта и до первого консульства Тиберия. Тут мой учитель и покровитель прекратил свои исторические экскурсы и пообещал, что при следующей нашей с ним встрече речь пойдет о Пелигне, о Голубке, который в консульство Тиберия и Павла Квинтилия «взошел на колесницу и, охваченный Фаэтоном, стал превращаться в Феникса».
Фаэтон вселился
У себя на вилле Гней Эдий Вардий ожидал меня в библиотеке, читая какой-то пергамент, но не вслух, как принято, а беззвучно шевеля губами.
Когда я вошел, Вардий тут же меня заметил, отложил в сторону свиток и сказал:
— Тут сам Пелигн трактует о Фаэтоне. Не забудь взять с собой и изучить.