Так хитро и умело «плыли по течению», что во время одной из прогулок Валерия пригласила Голубка к себе домой. А когда он явился, первым делом познакомила со своим мужем, сенатором Публием Вибуллием. Тот на досуге пописывал стишки и, как многие никудышные поэты, обожал их читать своим друзьям, подолгу, оду за одой. Друзья, понятное дело, увиливали или откровенно скучали во время таких декламаций. Голубок же, бледный и скорбный, едва услышав первые строфы Вибуллиева эпоса, просиял от восторга, весь обратился в слух, впился глазами, просил продолжать… Отныне он чуть ли не каждый день бывал в доме у Валерии. И, когда слушал вирши сенатора, радовался и блаженствовал, а когда случалось ему встречаться глазами с Валерией, бледнел и страдал.
Валерия решила прервать его страдания и наедине объясниться. Она и не подозревала, что здесь ее подстерегает
«Что ты делаешь?! Встань сейчас же!» — испугалась Валерия.
Голубок с колен не поднялся, а принялся целовать нижние складки ее туники.
«Немедленно прекрати!» — уже рассердилась добродетельная Валерия.
А Голубок схватил ее руки и жаркими поцелуями принялся покрывать пальчик за пальчиком.
«Ты с ума сошел! Я сейчас слуг позову! Я тебя выгоню!» — гневно воскликнула целомудренная женщина.
Голубок вскочил на ноги и отшатнулся в сторону, словно его ошпарили кипятком. Затем посмотрел на Валерию… как он мне потом говорил, тем взглядом, которым Юлий Цезарь должен был смотреть на убивающего его Брута; он этот взгляд долго репетировал перед зеркалом… Пронзив ее эдаким взглядом, Голубок выбежал из комнаты, ни одного слова не произнеся, чтобы в ушах у Валерии остались лишь звуки поцелуев и ее собственный гневный крик: «Я тебя выгоню! Выгоню! Выгоню!»
С тех пор Голубок ни разу не появился в доме у Валерии, ни разу не встретился ей в городе.
Ибо
Послали за Голубком. Но слуга вернулся с сообщением, что Голубок болен.
Валерия встревожилась и отправила расторопную рабыню, чтобы та выведала причины недомогания. Рабыня вернулась и сообщила: «Он уже давно ничего не ест. Пьет только воду».
Валерия испугалась и через ту же рабыню велела передать Голубку, чтобы он срочно ее, Валерию, навестил. В ответ было объявлено, что Голубок так ослаб, что уже не может выйти из дома.
Муж Валерии, который давно знал от своей жены о злосчастной влюбленности Голубка, Публий Вибуллий призвал к себе супругу и строго велел: «Сделай что-нибудь! Не губи юношу!»
«А что я могу сделать?» — тихо спросила Валерия.
«Не знаю. Доктора для него найди. Сама к нему сходи и уговори прекратить голодовку».
«Как?» — прошептала Валерия.
«Не знаю. Сумела обидеть, сумей и утешить», — сурово ответил сенатор.
Валерия идти к Голубку не посмела.
И тут состоялся
Этого сострадательная и во всем только себя винившая Валерия уже не могла вынести. Она пешая, без слуг, без накидки устремилась на Эсквилин, ворвалась в дом Голубка и стала упрашивать, умолять, пав на колени, ради всемилостивых богов, ради нее, Валерии, выпить хотя бы немного разбавленного вина.
«Поздно. Дух мой уже отлетает», — пролепетал ей в ответ умирающий Голубок.
«Нет! Не поздно! Я тебя верну к жизни! Я тебя спасу!» — в отчаянии прошептала Валерия и принялась целовать Голубка в лоб, в щеки, в губы.
После первого долгого поцелуя Голубок попросил глоточек вина. Однако, испив его, стал задыхаться, глаза у него закатились. Валерия схватила его голову, прижала к своей груди, расстегнула брошку, чтобы не исцарапать ему лицо, развязала пояс, который, уж не знаю, чем ей тогда помешал…
Однако добавлю: Голубок лишь однажды обладал Валерией. А после стал пить и есть, некоторое время посещал дом сенатора, слушал его стихи, а супругу его, Валерию, лишь одаривал кроткими улыбками и ласковыми, понимающими взглядами. Она же места себе не находила, когда он приходил к ним в дом, пыталась с ним уединиться, упрашивала Кальпурнию, чтобы та устроила им тайную встречу наедине.
Кальпурния вызвала к себе Голубка и стала отчитывать: