Бедолага

Извини, Валентин, пишу тебе сумбурно, хотя поначалу хотела рассказать тебе совсем о другом. А именно – о своей встрече с начальником милиции и со следователем прокуратуры. Начальника ты, может, помнишь – майор Синицын? Человек в общем-то добрый, умный, но, как мне показалось, чересчур затянутый в официальный мундир. А следователь прокуратуры – человек новый у нас.

Меня интересовала сама изначальная сторона дела, тот первый импульс, который подтолкнул все дальнейшие события, покатившиеся затем по наклонной, как снежный ком. Я имею в виду вот что.

«Почему, – спросила я и того, и другого, – когда Глеб Парамонов вытащил Пустынного из ванной и вызвал милицию, почему приехавшая милиция не заинтересовалась личностью Глеба? Что, к примеру, он тут делает? Как оказался в чужой квартире? И так далее, и тому подобное…»

При этом нужно помнить, что Шура, жена Николая Пустынного, долгое время лежала рядом без чувств – потеряла сознание. Глеб Парамонов вызвал, кстати, и «скорую помощь».

И что мне ответили?

А вот что.

Возбуждать уголовное дело против Глеба Парамонова не было никаких юридических оснований. А моральную, мол, сторону к делу не пришьешь. Было официально установлено, что Николай Пустынный покончил жизнь самоубийством не по принуждению, а по собственному желанию. В кармане его пиджака обнаружили записку: «Не хочу больше жить. Прости, Шура». В квартиру Глеб Парамонов и Александра Пустынная вошли вместе. В ванную Шура заглянула первая и, увидев Николая, закричала и упала в обморок. Глеб хладнокровно отрезал веревку, вытащил Николая из ванной. Пробовал делать искусственное дыхание – бесполезно. Вызвал от соседей по телефону милицию и «скорую». Состава преступления в его действиях нет. Даже наоборот – он показал себя дельным, хладнокровным человеком, помог милиции и врачебной экспертизе. «А то, что он который месяц не работает, ведет аморальный образ жизни, – это, выходит, не имеет никакого значения? – спросила я. – И то, что все это наверняка послужило толчком для самоубийства Пустынного, тоже не имеет значения?» – продолжала я. И, представляешь, мне спокойно объяснили, что с юридической точки зрения именно так все и обстоит: в действиях Глеба Парамонова состава преступления обнаружить нельзя.

… Ой, извини, Валентин, ко мне пришли, закончу письмо в другой раз. Не сердись…»

К Ларисе действительно пришли в редакцию два человека: она сама просила их заглянуть в газету, в отдел писем – хотела побеседовать с ними по душам, если, конечно, они согласятся. И вот – пришли.