Бедолага

Это были муж и жена Виноградовы, старички. Прасковья Ивановна и Иван Иванович. Очень похожие друг на друга, седенькие, немощные, но вежливые, с внимательными глазами, с культурными манерами. Трудно было поверить, что их сын, Семен Виноградов, сорока лет, дважды судим за умышленные убийства, получал сроки в десять и пятнадцать лет, сидел в тюрьме и сейчас. Что хотела услышать от Виноградовых Лариса? Дело в том, что какое-то время Семен Виноградов и Глеб Парамонов дружили, работая в мартеновском цехе подручными сталевара. Был случай, когда Семен спас Парамонова от верной и долгой тюрьмы. Однажды не понравился Глебу начальник цеха, а именно – накричал на Глеба: «Дармоед! Работать надо, а он сидит… В тюрьмах надо гноить таких, а их все на свободе держат!..» Глеб сидел, морщился от боли – только что раскаленным металлом прожег спецовку, нога огнем горела. Рассвирепел: «Ах ты, падла!..» Сграбастал начальника цеха, поднял повыше на руках – тот барахтается, ногами дрыгает, визжит – и понес к ковшу, к кипящей лаве металла. Затмение нашло: хотел бросить начальника в бурлящий ковш. Вот тут Семен Виноградов и спас Глеба от тюрьмы, а заодно и начальника цеха от смерти – ударил ломом по рукам Глеба. Те сразу плетьми повисли, а начальник грохнулся на пол, на металлические листы.

О чем хотела поговорить с Виноградовыми Лариса? Да так, разобраться кое в чем, кое-что уточнить… Она усадила Ивана Ивановича и Прасковью Ивановну на стулья, блокнот раскрывать не стала, решила просто побеседовать доверительно.

– Скажите, пожалуйста, – начала она, – как вы относитесь к Глебу Парамонову? Ваш сын, кажется, дружил с ним?

– Очень своеобразный молодой человек. Вы знаете, когда Семушку увезли, он долгое время навещал нас. Успокаивал, – дрожащим голосом проговорила Прасковья Ивановна.

– Еды приносил, колбасы, масла, сахара, – добавил Иван Иванович.

– А за что вашего сына судили в первый раз?

– Вы разве не знаете? За то, что посчитался со своей вертихвосткой, с этой аморальной особой.

– С женой? С Еленой Сергеевной?

– Да, с ней, если таковую можно назвать женой, – поморщилась Прасковья Ивановна.

– Позвольте, но ведь он убил ее? – удивленно произнесла Лариса. – Утопил в Чусовой?

– Лариса Петровна, не забывайте, это была женщина легкого поведения, – с укором проговорил Иван Иванович.

– Но разве можно убивать человека? Ведь вы бывшие учителя, преподавали историю, как же можно оправдывать убийство?

– А что остается делать с такими женщинами? Наш Семушка – талантливый человек, но вспыльчивый, как все талантливые люди, – разве мог он терпеть измены жены? И потом, не забывайте, Лариса Петровна, вся история человечества – это история убийств и крови, – с назиданием, тихо и вкрадчиво произнес Иван Иванович.

– Позвольте, позвольте, – пораженно пробормотала Лариса. – История – это одно, а преднамеренное убийство – совсем другое.

– Все взаимосвязано в этом мире, Лариса Петровна, – успокаивающим тоном резюмировал Иван Иванович.

– А как тогда объяснить второе убийство, совершенное вашим сыном?

– У вас есть дети? – поинтересовалась у Ларисы Прасковья Ивановна.

– Пока нет. Но разве это имеет отношение к нашему разговору?

– Вот когда у вас появятся дети, вы поймете, Лариса Петровна, каково это материнскому сердцу – знать о страданиях единственного сына.

– Но ведь он совершил преступление?

– Да, он убил, – спокойно согласился Иван Иванович. – Но кого он убил? Подлеца и мерзавца. Вот о чем следует подумать.

– Самосуды у нас запрещены. Во всяком случае, никто не имеет права убивать, какие бы доводы и мотивы ни выдвигались при этом.

– У нас многое запрещено, Лариса Петровна, – согласился Иван Иванович. – И поэтому появляются воры и преступники. С одним из них и расправился наш сын.