Несколько дней подряд Изабель сидела, не отрываясь, за работой, выходила только за покупками, созванивалась с Петером, с редакторшей детского издательства, с молодыми людьми, которые выпускали аудиокниги и пришли в восторг от ее эскизов. Говорила и с Андрашем. Тот вернулся из Будапешта мрачный, как будто потерпел поражение. Но ведь он сам принимал решение, нет? По голосу Изабель поняла, что есть и другие причины мрачного его настроения, но уточнять не стала, ведь ответ может и ей отрезать пути отступления. В отличие от нее, Андраш спросил напрямую: «Что с тобой? Где твой голосок со школьным ранцем за спиной? Почему ты так изменилась?»
Изабель доказывала, что все у нее хорошо, оно и действительно так, но все-таки Андраш прав. Она изменилась. Но как — она не знала. И что это означает, не знала тоже. «Кажется, ты всю свою прежнюю жизнь считаешь тоской и скукой, — напирал Андраш. — А Якоб, что там с Якобом?» Изабель не нашла ответа.
Якоб вернулся домой около девяти. Поужинали, и он сразу спать. Он не задавался вопросом, отчего Изабель вдруг стала такой домовитой. Наверное, ему это даже нравилось. Обнимутся ласково, вот и ладно.
Но тут еще Полли. Около полуночи Изабель встала, пошла вниз, в свой кабинет, и услышала за окном голос:
— Сара, Сара, ты где? Сара, Сара, ты где?
Потом тишина.
Через полчаса Полли победоносно взлетела на подоконник. Изабель резко спихнула ее вниз.
Несколько дней спустя, когда она приехала домой на метро из Кэмдена, у станции «Кентиш-Таун» ее встретил Джим. Видимо, ждал:
— Вот она ты!
И заулыбался.
30
«Все идет по плану», — убеждал он себя. Но это бред. То одно, то другое вкривь и вкось. Он действительно получил письмо, настоящее, в конверте с его фамилией и адресом. Вместе с какими-то счетами и рекламными проспектами письмо сунули в прорезь на двери, чисто случайно оно оказалось сверху. Дэмиан написал ему, когда прошло больше года. «Как предусмотрительно», — с усмешкой подумал Джим, разобрав фамилию отправителя. Только фамилия, адреса нет. Почту он складывал в коробку на кухне. Счета, оплаченные переводом, счета, оплаченные Джимом. А теперь еще и конверт с его именем, написанным крупными печатными буквами, чтобы каждый мог прочитать. Пусть полежит.
Однако на другой день Джим все-таки вскрыл конверт, вытащил листок бумаги. Только Дэмиан мог заставить его вскрыть конверт и прочитать четыре строчки, будто это что-нибудь решит. Дела у него, дескать, превосходно, вот потому он и остался на несколько месяцев дольше, чем планировалось. Остался, а где? Джим так и сяк крутил в руках листок и конверт. Однако он возвращается, «так что я надеюсь, старик, ты найдешь себе другое жилье, а я буду через три недели».
Его выкинули на улицу. Именно так и никак иначе. Джим в клочки разорвал письмо, пнул ногой софу. Все кончено. И куда теперь? Так мило, что просто тошнит. Оттого, что у Дэмиана есть деньги, точнее, родители, у которых есть деньги, и он, Джим, должен испытывать благодарность, что прожил здесь все эти месяцы, не заплатив ни копейки.
Он осмотрелся. Довольно чисто, порядок. Мэй бы тут понравилось, приведи он ее сюда со словами: вот твой дом. Уютная маленькая квартирка на уютной улочке. Короче, дом. Однажды он все-таки ее найдет. Объявление о розыске давно сняли, заменили на другие, с чужими лицами и чужими именами. Только раз он видел, как два психа стоят перед фотографией Мэй и бормочут что-то несусветное.
Джим отправился в паб на Холлоуэй-роуд, но темноволосой официантки не было, и тогда он снял девчонку, однако не успела та свернуть на Леди Маргарет, как он сунул ей в руку деньги и велел уходить. Ему казалось, он сойдет с ума, если немедленно не переспит с женщиной, но одновременно мысль об этом представлялась отвратительной.
Дважды подряд у него ночевал Дэйв, поругавшись с отцом. Все-таки разнообразие, хотя Дэйв прожужжал ему все уши про сестру, которая целую ночь провела в саду, про отца, который хочет окончательно выгнать его из дому, раз он угрожает рассказать в школе, что его сестру туда не пускают. «Как я его ненавижу…» — сказал Дэйв и заплакал, но не по-детски, а по-взрослому. Тихий плач взрослого человека. Дэйв умолял взять его с собой, но Джиму не хотелось неприятностей. И не хотелось отправлять его к Элберту. Он предоставил Дэйву софу, хотя сам больше любил спать на ней, а не на двуспальной кровати.