Да кто бы сомневался! Трусил бы он мирно по дорожкам, а потом расслабленно улыбался на любую глупость. Как бы не так! Без бутылочки с успокоительным в этом случае не протянул бы и дня.
— Почему вы не разбудили меня к обеду?
— Проголодались?
Вообще-то, есть действительно хотелось. В отличие от совести, обязанной терзать за пропущенную встречу с мадам Торн, голод проснулся вместе со мной.
— Я пропустила встречу с вашей теткой, — пояснила ему. — Вышло неловко. Надо было разбудить.
— Вы сказали, что во сне человек есть не хочет. Я был с вами полностью солидарен.
— Но вы хотя бы уважили мадам Торн? — осторожно уточнила я.
— На растерзание была отдана Лидия, — неожиданно с доброй долей юмора отозвался он. — Полагаете, мы должны ей подарить что-нибудь ценное?
— Лучше порошки от несварения, — вырвалось у меня, но тут же длинный язык захотелось прикусить. — Не поймите меня неправильно. Ваша тетка — прекрасная женщина и замечательный собеседник…
— Она невыносима.
— Согласна, — сдалась я. Удивительно, но в том, что касается Марджери мы были в полной гармонии. — В спальню я перенеслась своими ногами?
— Моими руками, — поправил Филипп, откладывая газету.
— То есть вы меня перенесли?
— Чужим рукам я не доверил бы супругу. — В его взгляде вспыхнула подозрительная улыбочка. — Если вам станет легче, даже во сне вы сопротивлялись.
Видимо, сопротивлялась громко, иначе не ухмылялся бы. Я вообще становилась ужасно коварной и нетерпимой, когда дело касалось пробуждения. В бессознательном состоянии и врала красиво, лишь бы с кровати не подняли, и ругалась… не очень красиво. Запросто выдавала весь словарный запас брани, услышанный в детстве — и, как выяснилось позже, впитанный, — во время походов с тетушкой на рынок Энтила.
Правда, со временем этот запас не менялся. Но соседки по комнате, пусть его и изучили, всегда спорили, кому меня будить. Потом на день рождения купили пробуждающий артефакт. Два. Первый разбили, не донеся до пансиона.
— В этот момент моя речь была изящной? — смущенно кашлянув, уточнила я.
— Вы назвали меня отвратительным типом, лапающим чужих жен, — невозмутимо ответил Филипп. — Не помните?
— Нет, — вынужденно призналась я. — Но звучит довольно прилично.
— Это был вольный перевод.
— Мне жаль. Я неустанно борюсь с этой темной стороной своей натуры, — покаялась я.
Хотя, будем честны, каяться в том, чего не помнишь, глупо и несправедливо. Однако леди Торн совершенно точно не имела права выдавать ядреные фразочки, даже если она в бессознательном состоянии.
— Вам не жаль, — хмыкнул он.
— Ладно, вы правы. Мне совершенно не жаль, но, прошу заметить, я проявила высокие моральные принципы.
— Вы цеплялись за мою шею и прижимались к груди, — принялся Филипп дразнить, явно из любопытства, сумеет ли супруга вывернуться из словесной ловушки.
Пф! Он же не ходил на занятия к моему преподавателю по изящным манерам и этикету. Вот где любое, даже самое приличное, слово оборачивалось против говорящего!
— Никто не контролирует себя во сне, — фыркнула я. — Зато я прекрасно выспалась и понятия не имею, как уснуть ночью. Разве что, вы мне дадите на ночь почитать «Вестник». Он сегодняшний?
В комнате стало очень тихо. Мы с Филиппом встретились глазами. Очевидно, сегодня он спать не планировал и дать супруге почитать газетку тоже. Может, глубоко за полночь. Однако потом мне захочется прикрыться «Вестником», а не вчитаться в новостные колонки. Да и сами новости будут уже не первой свежести.
К утру в мире произойдет много разных событий. Например, мы выполним супружеский долг перед родом Торнов. Если подумать, неплохая новость, учитывая, что попытка вторая. К счастью, о ней никогда не напишут в газете.
— Выйдем на ужин в ресторацию? — кашлянув от смущения, быстро спросила я. — Приведу себя в порядок и буду готова через полчаса. Хорошо?
— Я заказал ужин в номер, — тихо произнес он.
— Значит, через десять минут, — промычала в ответ.
Умыться-то и расчесаться все равно надо. Наверное, еще и кружевную сорочку надеть. Для создания правильного настроения.
С превращением в роковую красавицу что-то совсем не заладилось. Хотела накрасить ресницы, но нелепо ткнула себе три раза щеточкой в глаз. Пришлось отмывать краску. Долго. Угольная тушь размазывалась под глазами в отвратительные круги и оттерлась только розовым маслом.
С прической тоже не задалось. Светлые волосы кудрявой гривой падали до самого пояса. Лет пять назад мне в голову пришла идиотская идея подстричься. Почти год я проходила, похожая на переспелый одуванчик, теперь от вида парикмахерских ножниц приходила в не меньший трепет, чем от мысли о первой брачной ночи.
Вообще, вру. Второе меня нервировало сильнее.
— Не трусь, — подбадривая себя, я вытащила из ящика ту самую сорочку. — Сдавать экзамены тоже страшно.
Интересно, первую брачную ночь можно сравнить с экзаменом? Вряд ли, конечно. Это же не проверка на навыки профессиональной жены, прости господи.